Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это он спешит к Софи, любовнице своей,
Которой нету на земле милее и нежней.
— Кажется, у нее есть коляска с двумя лошадьми и брильянты размером с пробку от графина, которые ей преподнес… — начала было соседка Виктора.
— Тс-с! — шикнула на нее толстуха-кормилица.
Но отчего, но отчего отчаянье и горе
Сквозят во взоре у него, да, у него во взоре?
Прознал он, что изменница в час неурочный сей
Ему в постели предпочла кого-то из друзей…
— Один из ее любовников — какой-то князь из России, — на этот раз девушка обратилась к Виктору. — Она не вылезает из казино в Монте-Карло и…
И вот уже взбегает он по лестнице стремглав
И в дверь колотит кулаком, терпенье растеряв,
Не ждет, когда из-за дверей раздастся, как всегда:
«Да-да?»
В развратника прицелившись, нажал он на курок.
Красотка сникла — тут сдержать он хохота не смог:
«Ха-ха!»
— А правда, что ее зовут Ноэми Фуршон? — спросил Виктор.
— Да вы что, спятили?! — уставилась на него девушка. — И как вам в голову могло прийти такое дурацкое имя?
Глядите, что за господин! Куда он так спешит?
Куда он так торопится, куда он так бежит?
Он мчится — каждый скажет вам, кого здесь ни спроси,
— С повинной в комиссариат, на улицу Бюсси.
«Представьте, господа,
Я был без памяти влюблен,
Вином и страстью ослеплен,
Я проучить ее хотел, но тут стряслась беда.
Она ушла во цвете лет. Какой же я балда!»
Рука прижата к сердцу, взмах веером над головой, остановившийся взгляд, зрачки расширены — казалось, мадам Жерфлер хотела загипнотизировать тех, кто еще не попал под власть ее чар.
«Так арестуйте же меня! Я встал на ложный путь.
Преступник я и душегуб, пустил ей пулю в грудь!».
Но вдруг бледнеет комиссар, не в силах он вздохнуть:
«Софи, я так тебя любил! О, как же ты могла!»
И вот лишь кончики сапог торчат из-под стола.
Ну и дела!..
Певица воздела руки кверху, и мужские взгляды устремились на ее обтянутую муаром грудь, некоторые даже вооружились для этого лорнетами.
…Глядите,
Глядите, что за господин! Куда он так спешит?
Куда он так торопится, куда он так бежит?
Он ищет понадежней сук себе на этот раз.
О боже праведный… На сем закончим мы рассказ.[20]
Ноэми Жерфлер закончила песню и глубоко вздохнула. На мгновение в зале воцарилась мертвая тишина, потом раздались бурные овации. От полноты чувств зрители молотили пивными кружками по откидным столикам, восхищенные крики слились в непрерывный гул. Мадам Жерфлер приподняла юбки, сделала реверанс и послала залу воздушный поцелуй. Она собиралась уйти со сцены, но публика не отпускала ее, выкрикивая: «Браво!» и «Бис!». На лице у певицы застыла неестественная улыбка, на лбу блестели бисеринки пота, а тушь потекла с ресниц, прочертив черные бороздки на сильно напудренных щеках. Наконец занавес опустился.
— Как она прекрасна! — воскликнула девушка, обращаясь к Виктору, но его уже и след простыл.
Он вернулся к кассе, но из театра не вышел, а свернул в темный, заваленный декорациями из папье-маше и старыми плетеными ивовыми креслами коридор. Если подняться по деревянной лестнице, что справа, — попадешь в курилку. А если спуститься — в гримуборные, расположенные прямо под сценой. Виктор пошел на запах пудры, к которому примешивались нотки пачули и вонь испражнений — ведра стояли тут же, в конце узкого коридора. Проходя мимо одной из дверей, он услышал недовольный женский голос:
— Можно подумать, вам сегодня не заплатили. Берите свои пять франков и подите вымойтесь, у вас вся шея черная.
Другая дверь приоткрылась, и видно было, как герой-любовник устраивает сцену ревности «обозному солдату», а комик, не обращая на них внимания, жарит над газовой горелкой селедку, насадив ее на железный прут.
— Эй, да ты тут все спалишь! Хочешь, чтобы нас отсюда выперли? — не выдержал «солдат».
Виктор поспешил к гримерным актрис.
Поклонники мадам Жерфлер — человек пять-шесть — толпились в дверях гримерки, дальше их не пускала костюмерша. Они встретили Виктора насмешливыми взглядами.
— Она же вам ясно сказала: ей надо переодеться, — ворчала костюмерша. — О ней и так уже всякие слухи ходят. Давайте-ка, выметайтесь отсюда!
Поклонники отступили. Мимо них прошел лакей с огромным букетом роз. Виктор приподнялся на цыпочки и в приоткрытую дверь гримерной увидел, как женщина с осунувшимся лицом и прилизанными светлыми волосами, одетая в сорочку и нижнюю юбку, достает из букета и распечатывает конверт. Дочитав записку, она изменилась в лице, вскрикнула и упала без чувств. Поклонники, толпившиеся на пороге, не отреагировали на ее обморок — видно, сочтя это очередной причудой. Но заслышав крик костюмерши: «Мадам! Мадам! Что с вами?!», — все устремились в гримерку.
Виктор тоже вошел. Ноэми Жерфлер уложили на диван и обступили так плотно, что ей нечем было дышать. Виктор разглядывал комнату: баночки кольдкрема, висящая на ширмах одежда, на полу — перепачканная пудрой вата, веер, черный чулок и карточка. Виктор незаметно подобрал ее и прочитал:
Шлю эти пурпурные розы золотой девочке, баронессе де Сен-Меслен в память о Лионе и былых моментах счастья.
А. Прево
Виктор сунул карточку в карман.
— Выйдите! Мадам плохо! — закричала костюмерша, выставляя всех из гримерной.
Оказавшись на бульваре, Виктор задумчиво шел мимо многочисленных кафе, где собрались актеры и гуляки, поглощая пиво и абсент. Он долго бродил по улицам, не замечая, что устал и промок до нитки. Руки он держал в карманах. В одном был томик Маро, в другом — записка, которую он подобрал в гримерной Ноэми Жерфлер.
15 ноября, воскресенье
Звук приближающихся шагов спугнул крысу, и она шмыгнула в узкий проход между винными бочками, что загромождали палубу старой баржи, стоявшей у причала в порту на набережной Сен-Бернар. Крыса метнулась к борту баржи, нависавшему над темной водой, потом резко развернулась и засеменила к берегу. В неверном свете уличного фонаря мелькнул лишь ее длинный голый хвост. Камень пролетел мимо. Крыса исчезла.
— Мерзкая тварь! — проворчал Базиль Попеш, направляясь к башне с часами. — Попомните мое слово, в один прекрасный день наш милый Париж превратится в столицу крыс.
Со стороны Ботанического сада раздался львиный рык.