— Штромм… — знакомая фамилия, произнесенная незнакомым голосом, заставила Александру вздрогнуть. — Он такого шанса не упустит.

— Заметьте, сам не соизволил присутствовать, — сладкий женский голос, в котором было поровну меда и яда, мгновенно вызвал перед Александрой образ дамы в синем платье. — Он риску не любит.

— Это не аукцион, а скандал! — резюмировала Алешина.

— Я все думаю, уезжать прямо сейчас или подождать? — сомневался низкий мужской голос. — Честное слово, это просто подозрительно… Ни одного экспертного заключения! Почему мы должны верить им на слово? На том основании, что это якобы все из коллекции Исхакова и тут сидит его дочка?

— На том основании, что устроители аукциона — хорошие люди, и мы тоже! — бросила Алешина, вызвав взрыв смеха.

Аукционист остановился с поднятым молоточком:

— Я прошу тишины, дамы и господа! Вашему вниманию предлагается нечто совершенно уникальное. Предложение единственное в своем роде. Четки из оттоманского фатурана. Предположительная датировка — первая треть двадцатого века. Вес изделия…

У Александры зашумело в ушах, она несколько раз сглотнула, чтобы звуки вновь обрели четкость. В зале установилась тишина, в которой художница чувствовала нечто зловещее. «Или мне это кажется, я слишком заведена…» Александра напряженно следила за девушкой в форменном платье, которая бережно устанавливала на подставке бархатную подушку, к которой были прикреплены четки. Слышно было, как в зале кто-то двигает стул, и этот звук нестерпимо раздражал нервы Александры. У нее рождались самые дурные предчувствия.

— Итак… — Аукционист обвел взглядом зал. — Четки-komboloi, оттоманский фатуран, или футуран, как вам угодно, уникальное изделие, цвет «черри с коньяком», первая треть двадцатого века, бусины с резьбой, имитирующей сверчков. Тяжелые, редкие, единственные в своем роде. Начальная цена — два миллиона рублей.

Послышался чей-то громкий вздох, и больше ничто не нарушало тишину. Александре показалось, что она вдруг оглохла — многолюдный зал за ее спиной словно вымер. Затем раздался четкий стук, за ним другой… Но это стучал не молоточек аукциониста. Игорь так и стоял неподвижно рядом с пюпитром, где красовались четки, освещенные белым резким светом плафона на подвижном кронштейне.

Это стучали каблуки — кто-то неторопливо шел к сцене через зал. Александра приподнялась в кресле и оглянулась. К сцене двигалась Алешина. Ее губы кривились, словно она попробовала нечто горькое. Подойдя к сцене почти вплотную, она обернулась к присутствующим:

— Я обязана положить конец этому возмутительному фарсу. Видит Бог, я долго терпела из уважения к памяти покойного Игоря Владимировича, которого хорошо знала в юности. Он был моим учителем.

— Попрошу вас вернуться на место, — аукционист обращался к ее затылку, Алешина даже не повернула к нему головы. — Вы мешаете ходу аукциона.

— Эти четки не имеют отношения к коллекции Исхакова, — твердо продолжала Алешина. — Это не оттоманский фатуран, а подделка. Хорошая авторская современная подделка.

— Я попрошу вас вернуться на место или покинуть зал, — настойчиво повторил Игорь. Его глаза приобрели стеклянное, непроницаемое выражение. — Марина Александровна…

Последние слова он произнес почти шепотом и другим тоном, едва ли не умоляющим. Алешина не обернулась. Она продолжала обращаться к публике, которая безмолвно ей внимала:

— Я когда-то держала в руках эти четки, имела возможность рассмотреть их под лупой. Если бы не резьба, трудно было бы догадаться. Но в местах резьбы я заметила под лупой характерные для фейкелита признаки — на гранях видны вкрапления пыли. Ни фатуран, ни бакелит не дают такой реакции при резьбе. Эту пыль невозможно ни заполировать, ни отмыть растворителем.

— А другие тесты вы делали? — крикнул кто-то из зала.

— Другие тесты в данном случае и не нужны, — отрезала Алешина. — Тем более я уверена, что этот фейкелит их пройдет. Делал большой мастер. Но так или иначе, это подделка, а то, что ее выставляют на аукционе как главный экспонат коллекции Исхакова, — феерическая наглость. Я требую экспертизы!

— Я снимаю лот с аукциона! — Александра с изумлением услышала собственный голос, громкий и уверенный.

— Нет, погодите, это слишком просто, это вам так с рук не сойдет! — Красивое лицо Алешиной внезапно исказилось, потемнело, сделалось старым и уродливым. — Это скандал!

— Марина Александровна, я с глубоким сожалением вынужден потребовать, чтобы вы покинули торги, — нагнулся со сцены аукционист. — Если вы останетесь здесь, торги продолжаться не будут.

— Попробуйте меня отсюда вывести! — взбешенно рявкнула Алешина.

В зале шумели, резко двигали стульями, вставали с мест. Кто-то громко рассмеялся, и в этом звуке слышалось явное злорадство. Александра тоже встала. Она обратилась к Игорю:

— Закрывай аукцион. Торги окончены.

— Ты уверена? — замер тот на мгновение. — Владелец согласен? Лотов еще очень много…

— Я действую с разрешения владельца и в его интересах, — отрезала Александра. — Закрывай аукцион, прощайся, извиняйся. Потом поговорим.

Она прошла мимо сцены, едва не задев плечом Алешину, сверлившую ее ненавидящим взглядом. Боковым зрением Александра видела, как со сцены уносят подушку с четками. До нее доносились язвительные замечания, в том числе направленные по ее адресу, недоуменные возгласы, шум закипающего возмущения, похожий на шум неспокойного моря. Она старалась ничего не слышать, ни с кем не встречаться взглядом.

Ольга сидела в своем углу, под прикрытием искусственного фикуса. Александра остановилась рядом с креслом:

— Мне пришлось это сделать в ваших интересах. Так не могло продолжаться.

Темные глаза Ольги казались холодными, даже равнодушными, и ее голос звучал спокойно:

— Дядя предупреждал, что такое может случиться.

— Я думаю, не стоит расстраиваться, — Александра стояла спиной к залу, отгораживая собой Ольгу от присутствующих, которые шумели все сильнее, явно не собираясь расходиться. — Есть множество вариантов, как решить вопрос. Сейчас, думаю, нам разумнее всего уехать. Аукционный дом позаботится о том, чтобы непроданные лоты вернулись к вам в полной сохранности. Все застраховано, такое развитие событий оговорено. Я сейчас попрощаюсь кое с кем, и можно ехать.

Ольга сделала неопределенное движение рукой. Она выглядела на удивление инертной, словно и в самом деле провал торгов ее не волновал.

— Я буду ждать снаружи, в машине, — сказала она, поднимаясь. — Кончено — значит кончено.

Александра, по-прежнему ни на кого не глядя, отправилась в служебный коридор за сценой. Дверь комнаты, снятой под нужды аукциона, была открыта настежь, на пороге стоял охранник. Из дверного проема выглянул Игорь. Увидев Александру, аукционист кивнул и сделал приглашающий жест. Одновременно он говорил по телефону, отчаянно размахивая молоточком, который все еще сжимал в руке. Казалось, Игорь пытается прибить на лету невидимую надоедливую муху.