Дело происходило в Нежине. Ночью из дома матери Разумовского выехали бунчуковский товарищ Влас Климович с женой Агафьей Григорьевной (сестрой фаворита). На беду, они столкнулись с каретой Грюнштейна, который выскочил им навстречу и стал кричать: «Что за канальи ездят и генералитету честь не отдают, а с дороги не сворачивают?» Узнав у слуг, что едет сестра Разумовского с мужем, он не успокоился и выдал такую фразу: «Я Алексея Григорьевича услугою лучше, и он через меня имеет счастье, а теперь за ним и нам добра нет, его государыня жалует, а мы погибаем!» Дальше смертная драка, побои палкой и прочее. На шум прибежала сама Разумиха, но и ее побили. Это высказывание с одной стороны.

Грюнштейн в свое оправдание в Тайной канцелярии представил дело иначе. Свидетели подтвердили его показания. Свою карету Грюнштейн велел остановить, чтобы при свечах смазать колеса. А тут вдруг карета Климовичей. Они требовали, чтобы очистили дорогу, и ругали всех непотребными словами. «Климович вышел из коляски и, подойдя к Грюнштейну, ударил его палкой по голове раза три или четыре, Журавлев (будущий свидетель) ухватил палку, а Грюнштейн, усмехнувшись и перекрестясь, ударил Климовича по щекам раза три или четыре»… ну и так далее.

Со стороны Разумовских тоже были свидетели, все стояли на своем, но Грюнштейну припомнили его старые дела – и ссору с Трубецким, и свойские отношения с Брюмером и принцессой Иоганной Цербстской (матерью жены наследника Екатерины). Словом, обвиняемый все время мешался в дела, которые его совершенно не касались. Государыня отнеслась к лейб-компанейцу милостиво. Грюнштейна с семейством сослали в Москву, чтоб содержать его в Тайной конторе, а потом отправили всех в Устюг.

Несколько слов о Шварце. Об этом человеке известно мало: немец, удачливый авантюрист, назвавшись инженером, поступил на русскую службу, получил место на корабельных верфях. Потом ездил с русской миссией в Китай. Затем, видимо попав в опалу, он возник при дворе Елизаветы. Поскольку он хорошо играл, то и стал называться не инженером, а музыкантом. Конец его был плачевным. Обласканный Елизаветой после ее вхождения на трон, получив дворянство и чин лейб-компанейца, он решил, что ему море по колено. Валишевский пишет: «Немец Шварц был убит вилой крестьянкой, которой он старался доказать, что лейб-компании ни в чем не может быть отказа».

Главные противники Елизаветы – Миних, Остерман, Левенвольде и Головин – были отправлены в Петропавловскую крепость. Вины у всех были разные, часто придуманные на скорую руку, но расплата по законам XVIII века была жестокой. Елизавета, спрятавшись за занавеской, присутствовала на допросах, она же и прекратила следствие. Суд был суровым, наказание безумным: Остермана колесовать, Миниха четвертовать, прочих – под топор. Впрямь ли судьи хотели угодить, или голову совсем потеряли? Елизавета приговор не подписала.

Казнь назначили на 18 января 1742 года на Васильевском острове у здания Двенадцати коллегий. Заранее был сооружен самый простой эшафот. Императрица на казни не присутствовала, она уехала в загородный дворец. Осужденных заранее перевели из крепости в здание Двенадцати коллегий. У Остермана была подагра, ноги не ходили, и его к месту казни привезли на санях. Он был облачен в обычный, всем известный костюм: короткий парик, черная шапочка и лисья, хорошо ношенная шуба. Миних рядом с ним выглядел гоголем – чисто выбритый, в красном парадном камзоле, он смотрел надменно и гордо, кивая солдатом.

Остермана принесли к плахе, поставили на ноги, прочитали обвинение. Он слушал без признаков волнения, внимательно и сосредоточенно. Оказывается, милосердная царица заменила колесование «отрублением головы». Он покорно дал снять с себя парик, шубу, освободил шею и положил голову на плаху, но тут ему сообщили, что милосердная царица заменила ему казнь вечной ссылкой. Театр, да и только! Остерман не разволновался, надел парик, шубу и попросил отнести его в сани. Я думаю, что кто-то заранее предупредил, какая его ожидает участь. Но при любом раскладе – какое хладнокровие! Мало ли что кто-то мог ему сообщить!

Остермана сослали в Березов, Миниха – в Пелым, Левенвольде – в Соликамск.

Это он в Германии был Генрих-Иоганн, а в России Остермана (1686–1747), кроме как Андрей Иванович, не называли. Он родился 30 мая 1686 года в Бохуме (Вестфалия) в семье бедного пастора. О детстве его мы ничего не знаем, но, видно, смышленый был юноша, если учился в Иенском университете. Студенты в те времена вольно жили, много пили, дрались на кулаках и на шпагах. У молодого Остермана тоже случилась дуэль, и он вынужден был бежать в Амстердам. Там он познакомился с российским вице-адмиралом Крейсом и вскоре стал его секретарем. С ним Генрих-Иоганн и прибыл в 1704 году в Россию; ему было 18 лет.

У Остермана был особый талант к языкам. Он знал французский, английский, итальянский языки и латынь, так что русским он овладел очень быстро. Как-то Петр I, находясь на корабле у Крюйса, попросил прислать к нему какого-нибудь толкового человека, чтобы написать письмо. Крюйс направил Остермана. После этого Петр уже не отпускал его от себя. В 1707 году он стал переводчиком Посольского приказа, в 1711-м – его секретарем. Он уже стал Андреем Ивановичем, а дальше шажок за шажком вверх по служебной лестнице.

В 1711 году Остерман вместе с Шафировым участвовал в заключении мира с турками. Этот поход – грустная страница русской истории. Петр был уверен в легкой победе, вместе с ним на войну отправилась Екатерина, в результате наша армия попала «в котел» – в окружение сорокатысячной армии турок. Петр уже написал в Петербург: мол, если попадет в плен, то «вы не должны меня почитать своим государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственному повелению, от вас было требуемо…» Вице-канцлер Шафиров вместе с Остерманом поехали в турецкую армию к визирю, два дня толковали о заключении мира – договорились. Ценой уговоров были обещанные золотые горы, а пока задаток – драгоценности Екатерины, которые она пожертвовала на общее дело. Главным в этом удачном для России деле был, конечно, Шафиров, но и Остерман не сплоховал, а Петр помнил оказанные ему услуги. Вскоре Остерман был пожалован в тайные секретари и обязался не уезжать из России до окончания Шведско-русской войны.

Начиная с 1716 года, Остерман и Брюс ведут со шведами переговоры о мире. На Аландском конгрессе лозунг наших дипломатов: «Его царское величество желает удержать все им уже завоеванное». У шведов своя программа: «Король желает возвратить все у него взятое». Карл XII погиб, переговоры прекратились и возобновились только в 1721 году. Ништадтский мир, выгодный для русских, «вечный, истинный и ненарушимый мир на земле и на воде», подписали Остерман и Брюс. После этого Андрей Иванович был возведен в баронское достоинство. Вице-президентом Коллегии иностранных дел Остерман был назначен после заключения с Персией торгового договора.

Остерман был трудоголик, поэтому умел не только ладить с Петром, но и был его советником во многих внутренних делах. «Табель о рангах» – тоже его придумка. После смерти Петра Екатерина I назначила Остермана вице-канцлером, главным начальником над почтами, президентом комерц-коллегии и членом Верховного тайного совета. Меншиков его ненавидел. Но Остермана невозможно было сокрушить. Он никогда не шел на открытый конфликт. «Наша система, – писал Остерман в 1727 году, – должна состоять в том, чтобы убежать от всего, что могло бы нас в какие проблемы ввести». Эта «наша система» касалась, конечно, не только внешних, но и внутренних дел.