когда щи варю. Знаешь, что я тебе скажу? Для жизни его проблема, может, и не опасна, но жить с ней все равно нельзя. Другому человеку рядом с ним жить невозможно. Пишут, что гемофилия — царская болезнь. Не знаю, есть она у Игоря или нет, но это есть у него в характере. Отвращение ко всему.

— О чем ты? Игорь — такой талантливый парень. Его дело связано с красотой, удобством, радостью.

— А все остальное для него связано с грязью, — авторитетно заявила Варвара. — Я в том числе.

— Что говорят врачи?

— Он не хочет идти в больницу. Я советовалась со знакомыми, мне выписывают для него лекарства.

— От чего?

— Для сердца, для иммунитета, точно не знаю, но лекарства хорошие.

— Можно посмотреть?

— Да вот три аптечки за тобой на стенке. Смотри, а я пока в туалет схожу.

Аня открыла все аптечки, повернула препараты названиями и сняла все это на телефон. Дома рассмотрит. Когда Варвара вернулась, она сказала:

— Мне пора. Спасибо тебе. Хорошо посидели.

— Да ты что! Ты так мне голову заморочила этими болезнями, что я самое главное у тебя не спросила. Нет, не так. Попросить я хочу. Не бесплатно. Потом как скажешь, так отблагодарю.

У Ани вдруг оборвалось сердце. Она устроилась на стуле поудобнее и сама налила самогон в стакан Варвары до краев, капнула и себе.

— Извини, забыла. Слушаю тебя.

— Тут все рассказывают, в какой отличный санаторий тебе дочку устроили. Правда?

— Да, знакомые мне всегда помогают Машеньку отправлять в такие места. Тяжело детишкам жить в городе, в школе они, как солдаты в строю. Потом дома занимаются. А детям нужна природа, свежий воздух.

— Повезло тебе. Дочка еще лет десять поживет на твоем иждивении, потом выйдет замуж, и ее проблемы будут уже не твоей заботой.

— Уверена, это не так или не совсем так, но не буду отвлекаться. Ты хочешь что-то конкретное сказать, о чем-то попросить?

— Об этом. Сын, если он не кормилец, а почти калека — это камень на шее матери. Не смотри на меня так. Я люблю Игоря, я все сделала, чтобы он выучился. Но жизнь моя не может на этом кончиться. Короче, есть у меня подходящий человек, а с ним возможность свалить отсюда. Всю жизнь мечтаю. Тодор живет в Болгарии.

— Ты хочешь посоветоваться о том, может ли Игорь остаться один? Конечно. Он взрослый, разумный, опытный человек.

— Нет, не о том. Мне нужно совсем другое. Вот эти твои знакомые, которые Машку устраивают, они не могут найти такое место… Ну, типа постоянного санатория, пансионата, чтобы Игорь мог там жить на всем готовом на свою зарплату и продолжать заниматься своей архитектурой? Говорю: я в долгу не останусь.

— Я все же уточню. Ты считаешь, что Игорь не сможет жить без тебя точно так же, как с тобой?

— Не в этом дело. Мне нужно продать квартиру. Ань, поверь, ему совершенно все равно, где жить. Он весь в себе. А мне в другую страну нужно приехать с какими-то деньгами. У Тодора маленький домик, он не сильно любит работать. Я должна быть готова к любому повороту. Да и вообще, у женщины всегда должны быть собственные средства. Понимаешь? Я всю жизнь ждала такого шанса — свобода и чтобы выбор за мной.

— Понимаю. Прекрасно понимаю. Даже лучше, чем ты думаешь. — Аня под столом впилась ногтями в колено, чтобы не сказать лишнего. — Но и ты вряд ли не понимаешь, где мы живем. Какие у нас постоянные «пансионаты» и «санатории» для взрослых людей с проблемами здоровья? Это дома инвалидов. Застенки, в которых люди ждут смерти, как спасения. Ты этого хочешь?

— Это я нашла бы и без тебя. Я же сказала: заплачу за приличный вариант.

— Понятно. Сделаем так. Я все узнаю, подумаю, поспрашиваю. Потом тебе сообщу. И цену назову. Жди.

Аня встала, допила то, что осталось у нее в стакане, и даже дала себя обнять Варваре. В своей квартире она села к столу на кухне, рассмотрела снимки содержимого аптечек Варвары. Посидела, застыв со сжатыми кулачками. Потом подошла к окну. По дорожке к подъезду шел Игорь. Походка усталая, расслабленная и такая… роскошная. Идет красивый, независимый, яркий человек. Игорь подошел ближе и поднял голову. Он нашел взглядом ее окно. Это точно! Он думал о ней и нашел ее окно. Аня прижала ладонь к стеклу. Он в ответ поднял свою руку. Аня шепнула, как будто он мог услышать:

— Я все сделаю. Обещаю.

Прошло около недели, и как-то вечером Игорь, который медленно подошел к дому от метро, остался во дворе. Он ходил по дорожкам, сидел на скамейках, несколько раз набирал номер и смотрел на темное окно Ани. Все это время он видел ее издалека: она была очень озабочена и все время торопилась. Домашний телефон не отвечал, мобильный постоянно был вне доступа. Игорь даже решился позвонить в больницу, но ему сказали, что Анна взяла несколько дней отпуска за свой счет. У нее, наверное, что-то ужасное случилось, подумал он. Аня похудела, побледнела. А он ведь ничего не знает о ней! Они говорили только о нем. Он в этом своем вечном эгоизме, как самовлюбленный персик в собственном соку. Таким Игорь себя видел сейчас: консервированное самодовольное свечение, вокруг сироп ставших сладкими страданий и стекло банки, которой он отделил себя от остального мира. Аня там, за стеклом. Она пробивалась к нему со своим участием. Она поразила его нежностью, искренностью и силой. И еще: ни одна женщина не казалась Игорю такой прелестной и желанной. Он в принципе ни в ком не видел прелести и притягательности. Даже если что-то было, тут же все обнажали и искажали непереносимые «но». Аня — человек без «но», женщина без изъяна. И он даже не узнал, есть ли у нее близкие, любит ли она кого-то, встречается ли с кем-то. Не болеет ли? Не страдает ли, не нуждается ли в деньгах? Толстокожий он болван. И не потому ведь, что ему было неинтересно. Просто неудобно сразу лезть без мыла. А теперь, похоже, что-то случилось.

Он рванулся к ней, когда увидел у ограды, сделал несколько шагов и в растерянности остановился. Рядом с Аней шел и о чем-то говорил высокий стройный блондин из тех, которые кажутся женщинам неотразимыми. Игорь неловко повернулся, попытался сделать вид, что он их не видит, просто идет домой, но Аня его позвала:

— Игорь, привет. Познакомься, это сын одной хорошей женщины, которая лечилась в нашей