– Ого! – Она весело присвистнула. – Может, вы того, Санта-Клаус? С рождественскими подарками.

Иван заметил, что голос ее звучит менее хрипло, и обрадовался: значит, лекарство помогает.

– Ну, до Рождества еще далеко, – невозмутимо проговорил он, ставя пакеты на грязный выщербленный паркет. – Скорей, я тетя Ася.

– Какая еще тетя Ася? – удивилась Катя.

– Реклама такая раньше была по телику – тетя Ася с порошками приезжала в дом к сестре с племянниками, и там все начинало сиять чистотой.

– Вот оно что. – Катя понимающе кивнула.

Иван с энтузиазмом принялся за уборку. Начал с кухни, оттер, что было возможно, затем надраил ванную. Вымыл пол в комнате. Катя сначала наблюдала за ним, ничего не делая, затем потихоньку начала помогать. Иван чувствовал подъем, от утренней слабости и вялости и следа не осталось. Наконец он оглядел квартиру и остался доволен.

– Сойдет для начала. Теперь обедать!

Они с Катей сварили в новой кастрюльке макароны, пожарили купаты, нарезали помидоры для салата.

– Господи, да я так последний раз ела года полтора назад.

Катя с восторгом уплетала купаты. Иван смотрел на нее, и сердце его наполнялось тихой радостью. Ему казалось, что Лидия где-то рядом, невидимая, смотрит на них и улыбается своей милой, застенчивой улыбкой.

– Покажи свои картины, – попросил он Катю, когда она наелась.

– Вам правда интересно? – Она прищурилась.

– Очень. Я никогда не был знаком с настоящими художниками.

– Говорю же, я не художница. Из академии меня выперли за хвосты и прогулы. Я только полтора курса и отучилась.

– А мне всегда казалось, что художник – это не профессия, а призвание.

– Ну, профессионализм никто не отменял. – Катя пожала плечами. – Ладно, идем смотреть.

Она привела его в комнату и распахнула дверь в кладовку. Там на полках были аккуратно расставлены картины. Много.

– Можно? – Иван дотронулся до одной.

– Можно, – разрешила Катя.

Он вытащил картину на свет, глянул и замер, восхищенный. Деревенька, занесенная снегом, колечки дыма над трубами крыш, саночки, летящие с горки, вдали темные зубчики елей. И холодное оранжевое солнце.

– Как красиво!

Он взял другую картину, третью. Это все были пейзажи, зимние, весенние, летние.

– Ты очень талантлива. – Иван был тронут и взволнован до глубины души. Вот какая дочка у Лидии, настоящее юное дарование. Он хотел смотреть еще, но Катя остановила его:

– Хватит на первый раз.

– Хватит так хватит. – Он послушно отошел от кладовки.

Катя бережно сложила картины и расставила их по местам. Затем крепко прикрыла дверку.

– Ты с твоим талантом должна быть миллионершей!

Она посмотрела на него и грустно усмехнулась:

– Никто их не покупает.

– Почему?

– Не знаю. Видимо, из меня скверный коммерсант. Написать могу, а продать не выходит. Салоны заламывают адскую комиссию. Мне достаются копейки.

– Мы еще с ними разберемся, – пообещал воодушевленный Иван.

Катя глядела на него все с той же незлой насмешливостью.

– Ну-ну.

Потом посмотрела на часы, одиноко висящие на голой ободранной стене.

– А вам не пора домой? Разве вас никто не ждет?

Домой! Иван вдруг спохватился и понял, что провел у Кати почти весь день. Маша наверняка давно пришла, волнуется. Сейчас начнет звонить, еще, чего доброго, плакать. Но уходить отсюда ему совсем не хотелось.

– Давай еще немного посидим, – сказал он Кате, – чаю попьем. Я пирожные купил. А там уж пойду.

– Я лопну, – улыбнулась Катя, – разве можно столько есть?

Однако Иван видел, что она не против его общества. Да и чаю с пирожными ей явно хотелось. Так они и сделали – вскипятили воды в ковшике и сели за стол чаевничать.

– У тебя есть отец? – осторожно спросил Иван у Кати.

– Есть. Но мы с ним не общаемся.

– Почему?

– Не знаю. Он никогда особенно не интересовался мной, даже когда я была маленькая. А уж когда выросла – и подавно.

– Но вы созваниваетесь хоть иногда? Видитесь?

– Нет.

– А друзья? Друзья есть у тебя?

Он пытался понять, как могла она оказаться в такой тяжелой ситуации и никто ей не помог. Даже не попытался.

– Друзья? – Катя задумалась на секунду и отрицательно помотала головой. – Нет, друзей нет.

– Да как же так? – не выдержал Иван. – В твоем возрасте должна быть студенческая или молодежная компания, гулянки, танцульки.

– Ха, – засмеялась Катя, – сейчас не то время, не так, как было в вашу молодость. Вы ж небось совсем старый.

Иван сконфуженно молчал. Конечно, а чего он хотел? Катя намного моложе его Борьки, для нее Иван – древняя мумия. Катя поняла, что сказала бестактность. Вид у нее сделался виноватым.

– Я вас обидела? Ну простите, я не хотела. Я просто имела в виду, что сейчас молодежь другая, каждый сам по себе. А я тем более. Я жутко неконтактная.

– Что ж ты, так и сидишь целыми днями одна в квартире?

Она кивнула.

– И не скучно тебе?

– Нет. Я пишу. Иногда леплю. Лепить, правда, недавно начала, но выходит неплохо.

– А если тебя выгонят из квартиры? Что тогда?

– Не знаю, – беспечно проговорила Катя. – Съеду куда-нибудь. Комнату сниму. Мне много не надо – была бы кровать да мольберт и краски.

Иван понимающе наклонил голову. В это время у него зазвонил телефон.

– Ты где? – взволнованно произнесла в трубку Маша. – Мы тебя потеряли. Все в порядке?

– Все хорошо, – успокоил Иван дочь, – я гуляю. Скоро приду.

– Не вредно тебе так долго гулять?

– Я потихоньку. Не один, с Серегой, – соврал он.

– Вы там, часом, того… не выпили? – совсем расстроилась Маша.

– Что ты, даже не думай. Об этом речи нет.

– Ну хорошо, – наконец успокоилась она, – ты таблетку принял?

– Да, все в порядке.

– Ладно. Давай домой, я обед сварила.

Иван убрал телефон и улыбнулся Кате, которая вопросительно глядела на него.

– Дочь. Нервничает, переживает за меня.

– Почему переживает?

– Я болел долго, в больнице лежал.

– А, ясно, – произнесла она довольно равнодушно.

Иван вновь, как когда она назвала его старым, ощутил укол обиды. Но тут же сам себя одернул: Катя еще ребенок, чего от нее ждать? Сочувствия, понимания? Ей не до того сейчас.