– Конечно, погуляю. – Он обнял дочь. – Пошли, Алиса!

– Сейчас, только мелки возьму!

Она прихватила свою заветную коробочку и пулей вылетела из квартиры.

Оставшись одна, Диана посидела немного, наслаждаясь тишиной и покоем. Потом решила приготовить что-нибудь поесть. Остановилась на окрошке. В такую жару ничего лучше не придумаешь. Поставив варить яйца и картошку, Диана взяла колбасу, огурцы, зелень и редис и уселась за стол, чтобы все это порезать. Между делом она поглядывала в окно, видела, как дочь рисует, а муж сидит на лавочке с газетой.

Яйца сварились. Диана встала, чтобы выключить их, и почувствовала резкую боль в пояснице. Вообще спина беспокоила ее постоянно. Но обычно она просто ныла. Сейчас же боль буквально разрывала все тело. Диана осмотрелась, ища телефон. Но его поблизости не было. А ходить по квартире и искать она не смогла бы при всем желании. Тогда Диана распахнула форточку, чтобы крикнуть мужа, как вдруг…

Сначала она услышала оглушительный рев мотора, затем мерзкий скрип тормозов, удар, слабый детский вскрик! Видеть ей мешала боль…

Но когда пелена с глаз спала, Диана рассмотрела машину, стоящую одним колесом на песочнице. Черные отпечатки шин на нежных крыльях нарисованного на асфальте ангела…

И самого ангела, свою дочь, лежащую в луже крови…

Диана страшно закричала. Ее вопль услышал Миша, стоящий на коленях возле Алисы. Он поднял на нее глаза, и Диана все поняла!

Их дочь мертва!

Не обращая внимания на раздирающую тело боль, Диана побежала к двери. Схватившись за ручку, рванула ее и буквально вывалилась на лестничную клетку. Они жили на четвертом этаже. Лифт оказался занят. И Диана побежала по лестнице. Она преодолела всего пять ступенек, когда боль завладела всем ее существом. Парализованная ею, Диана рухнула на цементный пол и потеряла сознание.

…Она пришла в себя в больнице. Открыла глаза и увидела дремлющую на кушетке маму.

– Ма… – позвала ее Диана. Договорить не смогла: голос сорвался. Но та услышала.

– Очнулась? – радостно воскликнула мама. – Ну, слава богу… – и заплакала.

– Алиса…

– Да, дочка, да… – Мать, рыдая, прижалась к Диане, обняла ее крепко-крепко.

И тут Диане вдруг подумалось, что ей все приснилось. Она ухватилась за эту спасительную мысль и с надеждой спросила:

– Она в порядке, правда?.. В порядке, да?

– Давай потом об этом. Ты слишком слаба…

– Скажи, мама! Сейчас же.

– Доченька… – Мать еще сильнее прижала ее к себе. Так, что кости захрустели. – Она умерла. Ее уже похоронили.

Диана обмякла. Мать испуганно отстранилась, решив, что дочь снова потеряла сознание.

– Как похоронили? – едва слышно переспросила Диана. Сил в ней осталось так мало, что говорить в полный голос не получалось.

– Ты находишься в больнице пятый день.

– А что с малышом?

– Он в барокамере. Слабеньким родился. «Допекают».

– Когда я его увижу?

– Когда сможешь встать.

Дина тут же свесила ноги с кровати, собираясь сделать это немедленно, но мать остановила ее.

– Ляг, немедленно! – прикрикнула она. – У тебя швы. Хочешь, чтобы разошлись?

– Мне все равно.

– А нам нет. Мне, отцу, мужу твоему. Лежи, я схожу за доктором.

Встать Диане разрешили только через день. Тогда же ей сообщили, что ее сын, Глебка, умер, прожив всего сутки. Еще через двое скончался отец – не выдержало сердце.

Как оно не разорвалось у Дианы тогда, она не понимала. Столько горя сразу… Как выдержать такое? Диана так глубоко погрузилась в свой ад, что не видела ничего вокруг. Никого и ничего. Замечала только маму. У них был один ад на двоих. Мишу Диана туда не пускала. Она отдалилась от него настолько, насколько могла. И физически, и морально. Как правило, она ночевала у матери. А когда оставалась у себя дома, спала в отдельной комнате. Обычно детской. Ложилась на Алисину кроватку, подтянув ноги к подбородку, обнимала ее плюшевого зайца. Полночи плакала, потом, обессиленная, засыпала. Миша пытался преодолеть возведенную женой преграду отчуждения. Порывался поговорить с ней… поплакать вместе, сходить к психологу. Но чем больше он делал попыток все наладить, тем сильнее отталкивал Диану от себя. Диана хотела, чтобы он оставил ее в покое. Навсегда!

Однажды, когда с момента смерти Алисы прошло два месяца, Диана не выдержала. Они ужинали вдвоем. Миша что-то рассказывал. Кажется, о каком-то курорте в Баварии, где не просто чудесный отдых, но и неплохое лечение. Предлагал скататься туда на недельку-другую.

Обычно она не принимала участия в разговорах. Если муж задавал ей вопрос, отвечала односложно или не отвечала вовсе. Он к этому привык. Потому говорил как будто сам с собой. Но Диана знала, что речь о Баварии он завел неспроста. Считает, что ей необходимо лечение. Как будто не понимает, что единственный доктор, который поможет ей, – это время.

– Отпусти меня, – попросила Диана.

– В Баварию? Одну? Нет, милая, одна ты точно не поедешь. Если только с мамой.

– Отпусти меня, – повторила она. – Насовсем. Я прошу развода.

Миша покачал головой, после чего встал, чтобы уйти, но Диана схватила его за руку.

– Я не могу оставаться с тобой, – выпалила она. – Поэтому прошу – отпусти.

– Нет, – коротко ответил он и повторил попытку удалиться, но Диана держала его крепко.

– Но почему?

– Почему? – Его глаза стали огромными. – Это же очевидно. Ты моя жена, я люблю тебя и… – Он запнулся. – Ничто не должно разлучить нас. Даже эта трагедия… Мы переживем ее вместе…

– Нет! Я не хочу… Вернее, не могу переживать ее с тобой. Ты – живое о ней напоминание.

Лицо Миши стало землисто-бледным. В мгновение ока от него отхлынула кровь.

– Ты винишь меня в происшедшем?

– А ты себя нет?

– Я ничем не мог помочь… Поверь, если бы у меня был хотя бы один шанс на миллион, я воспользовался бы им. Я жизнь свою отдал бы, не раздумывая, лишь бы моя девочка жила…

– Ты не должен был оставлять ее без присмотра! – ледяным тоном проговорила Диана.

– Я отвлекся на миг. А эта машина… Она влетела на детскую площадку на бешеной скорости. Водитель был смертельно пьян.

– Все я знаю. Даже то, что это был отец той девочки, для которой Алиса рисовала ангела.

– Я упеку его в тюрьму надолго.

– Разве этим ее вернешь? А Глеба? А папу? Все, хватит! Не хочу это обсуждать.

– А я хочу! – в его голосе появились гневные нотки. – Давай наконец поговорим откровенно. Ты все два месяца смотришь на меня с ненавистью, молчишь…