с ней в кино, театр, парикмахерскую, по магазинам, к зубному — за компанию. Это была обычная женская дружба, не обремененная, к счастью, ревностью: Светлана знала, что Виталий никогда не нравился Миле, а потому была спокойна на этот счет. А что еще могло бы омрачить женскую дружбу? Разве что зависть. Но не завидовать молодой красивой жене финансового директора банка невозможно по определению. Поэтому Светлана делала все от нее зависящее, чтобы ее подруга ни в чем не нуждалась. Ей было удобнее так. Вернее, так было удобно и комфортно обеим. Виталий тоже привык к постоянному присутствию в их доме Милы и воспринимал ее почти как родственницу. Он не возражал, когда Мила оставалась у них ночевать, когда она позволяла себе иногда появиться в кухне в пижаме, как и Светлана. Кроме того, Мила скрашивала одиночество жены: Светлана все реже упрекала мужа в том, что он поздно возвращается, что его практически и не бывает дома. Придя поздно вечером, он мог застать свою жену и Милу, спящими на диване перед работающим телевизором, и это нисколько не раздражало его, напротив — он был благодарен Миле за то, что она по жизни играет роль компаньонки его жены. Куда хуже получилось бы, заведи себе Светлана любовника — от скуки или чтобы насолить мужу, не оказывающему ей должного внимания.

Так, во всяком случае, думала Мила.

«Они приручили меня».

* * *

Конечно, она завидовала Светлане! И скрывала свою зависть за семью печатями. Но это не могло не читаться в ее глазах, в тоне голоса, в поведении. Светлана должна была выбрать себе в подруги кого-то другого: женщину, равную ей, тоже жену какого-нибудь банкира или политического деятеля. Но жизнь распорядилась по-своему. Быть может, Светлане было удобно держать при себе компаньонку — женщину, от нее зависящую, обросшую долгами и привязанную к ней долларовыми цепями. Иногда Мила спрашивала себя, а не порвать ли ей эти цепи — расплатиться наконец с долгами и расстаться с подружкой, с которой ей становилось все сложнее и сложнее строить отношения. Она чувствовала, как между ними образуется какая-то зияющая пустота, и пустотой этой она считала отсутствие искренности, душевности.

Светлана жила практически без проблем. Всегда счастливая, улыбающаяся, готовая помочь всем и каждому. Одно время она даже занималась благотворительностью, собирала деньги для какого-то интерната, но потом бросила это занятие — устала. В сущности, она была настоящей пустышкой, человеком неинтересным, ничем не увлекающимся (кроме себя самой, разумеется). «Хотя, с другой стороны, — рассуждала Мила, — я-то ведь тоже ничего собой не представляю. Не рисую, не пою, не танцую, даже книг не читаю. Разве что детективы и любовные романы. А что душа? И душа моя пуста, как бутылка из-под колы. Но таких, как я, много. Большинство».

* * *

Сначала была радость от сознания, что она обрела подругу, близкого человека, да к тому же еще от подруги есть реальная материальная польза. Потом дружба переросла в привязанность, и это тоже было приятно — теперь Мила, одинокая женщина, стала кому-то нужна и знала, что всегда, когда ей захочется, она сможет прийти к Дибичам. Или Света приедет к ней. И кто бы мог предположить, что это симпатичное чувство когда-нибудь перерастет в качественно другое ощущение — усталости. Мила стала тяготиться обществом Светланы, ей уже казалось, что ее используют, манипулируют ею, постепенно делают ее фоном, на котором и без того респектабельная Светлана выглядит на порядок эффектнее, благополучнее Милы. Хотя бывали и светлые дни, и тогда ей думалось, что ничего подобного нет — она просто все выдумала, а ее жизнь без Светланы лишилась бы того комфорта и уверенности в завтрашнем дне, как сейчас.

Когда у Милы появлялся молодой человек, Светлана, не перебивая, внимательно выслушивала ее длинные, полные мелких подробностей рассказы — впечатления о свиданиях, и в такие минуты Мила бывала счастлива тем, что у нее есть подруга, с которой можно поделиться самым сокровенным. Тем более что Светлана Милу понимала, а потому ее мнение, ее комментарии казались Миле более весомыми и интересными, чем слова человека постороннего.

В свою очередь, Мила тоже была посвящена в тайны личной жизни Светланы и, как могла, помогала ей многое скрывать от Виталия. Тем более что это было делом нетрудным — он почти не бывал дома.

Так, к примеру, она знала, что Светлана встречается с молодым человеком по имени Никита. Так, ничего не значащая связь.

* * *

В канун Рождества они ходили по магазинам в поисках подарков: для себя, друг для друга, для Дибича, для Никиты.

Москва переливалась новогодними огнями, в витринах, казалось, было рассыпано золото и драгоценные камни — как все было красиво, ярко, празднично, дорого! Елочки, украшенные красивыми сверкающими шарами, стеклянными гирляндами, искусственным снегом. А под ногами поскрипывает настоящий чистый, притоптанный тысячью ног январский снежок. И пахнет в воздухе особенно — чем-то свежим, волшебным, сладким и холодным.

* * *

Светлана, худенькая блондинка в белой норковой шубке и такой же миниатюрной шапочке, вышла из машины, хлопнув дверцей.

— Совершенно негде парковать машину! Это просто невозможно. Мне что теперь, за две улицы ее ставить? Ладно, Милка, пойдем. Честно говоря, я уже устала. Ноги прямо гудят. И что интересно, ты заметила? Все, что мы сейчас накупили, — это для себя, любимых. Ну не знаю я, что дарить Витальке, не знаю! Вкуса у него все равно никакого. Так-то у него все есть. Какую-нибудь безделушку? Так ему на работе подарят, просто завалят разными офисными штучками стоимостью в чугунный мост, пальмами в кадках, рододендронами и прочим! Это сейчас модно. Слушай, а может, подарить ему какую-нибудь самую простую и милую вещь — свитер? Знаешь, такой, норвежский, белый с синим жаккардовым орнаментом. У него был такой в юности, я видела на фотографиях. Очень даже мило! Вот только где бы такой найти? Мила, ау! Ты почему молчишь?

У Милы болел живот, ее подташнивало, и вообще она смертельно устала от хождений по магазинам и оттого, что многие вещи, которые могла себе позволить Света, она, Мила, купить не могла. А потому тихонько страдала, не подавая виду. Конечно, она знала, что Светлана может одолжить ей любую сумму, но пользоваться этим не хотела. И так уже была в долгах как в шелках.

— Я не молчу. Я думаю.

— И о чем же ты думаешь? — Они вошли в меховой магазин, и Светлана походкой женщины, которая