— Я никогда ничего у тебя не попросила до того последнего утра. Я удовлетворилась бы ответом, что тебе не все равно. Я бы удовлетворилась, попроси ты меня не уходить. Но тебе было наплевать на то, что я хочу порвать с тобой. Пока‑пока, Син. Приятно было иметь секс с тобой. Получи компенсацию — красивые побрякушки. И все, о чем ты можешь думать сейчас, — это как тяжело тебе? Попытайся скрыть вот это от папарацци! — Она указала на огромный живот. — Поздравляю. Ты оказался в дураках, как я и думала.

— Ты закончила?

— Что?! — крикнула она. — Ты будешь продолжать этот высокомерный тон со мной? Нет, я не закончила! Мне позволительно быть невменяемой! Пока ты последние двенадцать недель проводил время, ублажая других женщин, и продолжал спокойно существовать, я перестроила свою жизнь. Я работала… работала дьявольски много, чтобы тебе не пришлось испытывать неудобства от последствий того, что мы с тобой совместно создали! А теперь скажи: «Спасибо, Синния» — и убирайся к черту из моего дома.

— Ну ты просто великая мученица, — с издевкой произнес он. — Прости мою неблагодарность, когда мне не был дан шанс в этом вопросе. Ведь так?

— О, у тебя были шансы. А мой шанс — строить жизнь без тебя. А теперь мне пора вернуться к работе.

— Ты же знаешь, что выбора у меня нет. Как и у тебя, — предостерег ее он. Вид у него был угрожающий: подбородок опущен, брови нахмурены.

И это случилось: сердце дрогнуло, как и прежде, и глаза наполнились горячими слезами.

— Понятно, — прерывающимся голосом ответила она. — Твой шанс — это быть связанной с женщиной, которая тебе не нужна. Такой вот охотницей за богатством, с самого начала положившей глаз на твои деньги. — Синния хотела было уйти.

— Не надо говорить за меня. — Он поймал ее за руку.

Она его оттолкнула и часто заморгала, но ресницы слиплись от слез, самообладание вот‑вот ее оставит.

— Не надо было создавать детей в моем животе.

— Я ограничусь одним.

— Слишком поздно! — Крик прозвучал пронзительно и громко. Она повернулась, чтобы уйти, но не успела и оказалась лицом к нему.

— Что?!

— О, Анри, посмотри на меня! Когда такое было, чтобы удовлетворялся лишь одним оргазмом? Ты должен был одарить меня двумя детьми! — Она сжала кулаки, чтобы ударить его в грудь, словно могла пробить эту стену, за которую он никого не пускал.

Включая ее.

Особенно ее.

Но она не успела его ударить, потому что он потащил ее за собой в коридор, а затем в гостиную, где тяжело опустился в широкое кресло и заставил сесть рядом.

Синнию трясло, и она, не сопротивляясь, села.

Он положил руки на колени и закрыл лицо ладонями.

У нее ушла не одна неделя, чтобы осознать и беременность, и то, что это близнецы. Ему, наверное, понадобилось несколько часов, чтобы осознать существование ребенка. А сколько уйдет на второго? Нет, она не собирается его жалеть. Возможно, перспектива стать отцом для него тяжела, но это не меняет того факта, что Анри думал о ней отвратительно и не пытался сохранить то, что у них было.

А что у них было? Этот вопрос она задавала себе миллион раз. Секс. Много секса и — да, смех, шутки и прекрасная еда. Но хотя физически они были близки, эмоционально он не приближал ее и давал ей это понять. Многократно, пусть и едва заметно. Два года она билась головой о стену его сдержанности. Она, разумеется, знала, какая музыка ему нравится, и многие факты о его семье тоже были ей известны. Но она знала не больше, чем обычный человек. А в душу он никогда ее не впускал.

Синния взяла с бокового столика бумажную салфетку и высморкалась. Она не подозревала, как много яда скопилось в ней. Мать обвинила ее в том, что она наказывает Анри тем, что скрывает от него беременность, а Синния с яростью отрицала это.

С такой же неистовостью она сейчас изничтожала его, а потом нанесла окончательный удар, сказав, что у нее двойня.

Она сломлена и хочет, чтобы он так же, как она, испытал физические и моральные страдания.

Прерывисто дыша, она хотела подняться с кресла. Рука Анри не дала ей этого сделать.

— Мне нужно в туалет.

Он отпустил ее, и она ушла. В туалете она осмотрела свой профиль в зеркале, но смотреть на лицо не отважилась.

Она выросла в любящей семье, где были родители и дети. К этому она всегда стремилась, и ей всегда было неуютно жить в роли любовницы Анри. Он называл ее своим другом и спутницей, иногда даже возлюбленной, но отсутствие эмоциональных обязательств ее уязвляло.

Какая‑то часть души хотела верить, что Анри любит ее, но глубоко прячет свое чувство. Она надеялась, что у них с Анри произойдет душевное слияние. Когда она забеременела, то пришлось посмотреть правде в лицо и понять, насколько их отношения на самом деле поверхностны. И она не смогла быть с ним, если у нее сохранилось хоть сколько‑нибудь самоуважения.

Синния знала, как он отреагирует на ее беременность. Высокая ограда с колючей проволокой — вот что ее ждет. Он попытается засадить ее в свой фамильный замок и поднять разводной мост. Поэтому воздержалась от того, чтобы сообщить ему. Она не смогла бы вынести, чтобы он затащил ее обратно в свою жизнь, зная, что она ничего для него не значит.

А сейчас… Как найти в себе силы, чтобы сопротивляться ему?

Дребезжание фарфора заставило Анри поднять голову.

Миллисент Уитли — Милли — вошла с чайным подносом. Она молча поставила поднос на столик перед ним. Свое мнение о происходящем она не высказала — молчания достаточно.

Анри знал, что Синния разговаривала с матерью об их отношениях и о его отказе надеть ей на палец кольцо. Милли ни разу ни слова ему об этом не сказала. Она слишком аристократична для этого, и манеры у нее безупречны.

Сегодня, однако, она своим видом дала понять, что желает ему подавиться птифуром.

— Спасибо, мама, — сказала, вернувшись, Синния.

— Съешь сэндвич. — Мать указала на аккуратные треугольнички на блюде. И, направляясь с пустым подносом к двери, произнесла, обращаясь к дочери: — Ты ведешь себя как мегера.

— Черт возьми! Надеюсь, что не свела на нет свои шансы получить предложение о браке.

Мать со стуком захлопнула дверь, а Синния скорчила гримасу.

— Как твое здоровье? — спросил Анри, ухватившись за этот вопрос, как за спасательный круг.

Синния присела на край кресла и взяла сэндвич.

— Никаких проблем. Набираю вес, за калориями я не слежу, но стараюсь избегать ненужных. Пью чай без сахара, не ем майонез и сладости.

Он кивнул, глядя, как она есть сэндвич — обычный тунец с кусочком помидора между двумя тостами. Губы у нее стали более пухлыми… и тянули их поцеловать.