— Я помешала вам, дети мои, — сказала госпожа Анаис, — но мне нужно поговорить с вами о делах. Нет ли у вас кого на примете для работы у меня?

Первой ответила Матильда, как всегда, в своей боязливой манере, словно чувствовала за собой какую-то вину, неведомую ей самой, но, вероятно, известную другим.

— Вы же знаете, мадам, я ни с кем не вижусь. Вся моя жизнь проходит только здесь и дома.

— А у вас, Шарлотта? Может, среди ваших прежних подруг?

— Мне это не совсем удобно. Когда я уходила из прежнего заведения, то сказала, что меня берут на содержание. Так что если я вдруг встречусь с кем-то из них, то, разумеется, от своих слов отрекаться не буду.

Госпожа Анаис вздохнула, чтобы показать, что стыдится своей слабости, и спросила:

— Я все думаю… Дневная Красавица… Может быть, она еще вернется… Вы как считаете?

— Э нет, дудки! — чувственно потянулась Шарлотта.

Госпожа Анаис направилась было к двери, но Матильда остановила ее. Это было существо пассивное и романтическое, она обожала беседы, дающие пищу мечтаниям.

— Я сразу тогда подумала, что мы ее больше не увидим, — сказала она. — Думаю, это женщина не нашего круга. У нее есть какая-то тайна.

— Тайна! Тайна! — вскричала Шарлотта. — Тебе везде мерещится кино. У нее кто-то был. Потом бросил ее, а она нашла себе другого — вот и все.

— То, что ты говоришь, не вяжется с тем, что мы о ней знаем. Она сказала, что ей нужно уходить в пять часов, значит, кто-то у нее тогда был. Нет, какая-то тайна у этой женщины все-таки есть.

Госпожа Анаис внимательно слушала разговор. Эта тема обсуждалась каждый день почти в одних и тех же выражениях, с неиссякаемым терпением людей, заточенных в четырех стенах, но госпожа Анаис надеялась, что какая-нибудь новая, брошенная наугад фраза даст ей наконец более или менее приемлемое объяснение. Она медленно проговорила:

— Сама я тоже не могу сказать ничего определенного, но думаю, что вы обе не правы… Потому что… Дневная Красавица вернется. Шарлотта вот смеется, но, когда ждешь, всегда ошибаешься — до самой последней минуты.

Этому предчувствию суждено было сбыться несколько минут спустя: первым человеком, который позвонил в дверь, была Северина.

— А, это вы, — произнесла госпожа Анаис своим самым спокойным, но одновременно и самым холодным тоном, — и по какому поводу?

Капельки пота, дрожавшие на висках Северины, свидетельствовали об усилии, какое ей пришлось приложить, чтобы удовлетворить преследовавшую ее отвратительную и разрушительную потребность. Усилие это было так огромно, что, позвонив в дверь, она растратила весь свой запас энергии и уже больше ничего не желала. Однако, когда она увидела, как ее встречает госпожа Анаис, от ее апатии не осталось и следа. Неужели ей откажут в комнате, о которой она мечтала, словно о каком-то непристойном рае? Где же ей еще утолить этот голод, который, как ей казалось, уже угас, но который пробудился вновь, еще более неутолимый, чем прежде, от того, что она вкусила отравленных яств?

— Я хотела… хотела узнать, — прошептала Северина, — не могла бы я…

— Опять вернуться на свое место? И потом снова исчезнуть на столько, на сколько вам заблагорассудится, даже не давая о себе знать? Нет, моя милая, мне не нужна любительская работа. Для этого есть улица.

Чего бы только не сделала сейчас гордая Северина, чтобы вновь увидеть приветливое выражение на лице у госпожи Анаис. Все ее тело умоляло, упрашивало не отправлять его на поиски другого пристанища порока. Этот дом она уже знала, здесь она уже оставила, как в мягкой грязи, свой след.

— Прошу вас… ну прошу вас… — пробормотала она. Госпожа Анаис подтолкнула ее в комнату отдыха и откровений и сказала:

— Можете считать, что вам повезло, поскольку вы имеете дело со мной. Другая на моем месте выставила бы вас за дверь, но вы мне симпатичны, я вам в некотором роде прихожусь крестной матерью, и вы этим пользуетесь.

Она смотрела на Северину с ненаигранной нежностью.

— Ну скажите, милая моя Дневная Красавица, — спросила она, — разве с вами тут плохо обращались? Разве вы не почувствовали себя здесь как у себя дома?

Северина, еще не в состоянии произнести ни слова в ответ, с пугливой улыбкой кивнула головой. И в самом деле, когда она увидела столик для рукоделия, он ей показался каким-то привычным, родным.

— Можно? — спросила она, поднося руку к шляпе.

Не дожидаясь разрешения госпожи Анаис, она положила шляпу в стенной шкаф. Только после этого лицо ее приняло спокойное выражение.

— Разумеется, — отчетливо произнесла госпожа Анаис, — но при условии, что вернулись вы для того, чтобы работать серьезно.

Тут Северина сделала последнюю попытку сохранить что-нибудь от своей свободы.

— Да, да, но только не каждый день, а через день, — смиренно попросила она. — Уверяю вас, я не могу…

— Согласна, — проговорила госпожа Анаис, сделав небольшую, но многозначительную паузу. — Очень скоро вы сами попроситесь приходить каждый день.

Затем неожиданно радостным голосом, так, что Северина даже вздрогнула, позвала:

— Шарлотта! Матильда! Дневная Красавица пришла.

Обе подруги тут же прибежали, голые и недоверчивые. На их лицах было написано изумление, а Северина при виде их почувствовала, как у нее задрожали колени. Эти раздетые тела, одно возле другого, бесстыдно разные по колориту, наполнили ее сознание какой-то необыкновенно приятной истомой.

Она ласково, будто с сожалением спросила:

— Вы не простудитесь?

— Мы привыкли, — ответила Шарлотта. — Не говоря уж о том, что в квартире еще и топят. На этом госпожа Анаис не экономит.

Двусмысленная улыбка обнажила ее ослепительно белые зубы, и она добавила:

— Попробуй, сама убедишься. Ощущение бесподобное, правда же, Матильда?

И вот она уже начала раздевать Северину, которая не оказывала никакого сопротивления. Когда проворные, теплые руки сняли с нее всю одежду, взор ее затуманился от смущения.

И тут в комнате воцарилось молчание, которое привело ее в себя. Несмотря на немалый профессиональный опыт окружавших Северину женщин, они испытали в этот момент какое-то странное волнение, даже как бы застеснялись. В ее тонком, здоровом и крепком теле чувствовалась какая-то необыкновенная чистота и настоящая порода.

Госпожа Анаис спохватилась первой. Гордость за свой дом была в ней столь же сильна, как и заинтересованность в доходе, и тут удовлетворенными оказались оба эти чувства.

— Лучшей фигуры просто не бывает, — почтительно заметила она.

Шарлотта запечатлела горячий поцелуй на плече Северины, и в этот момент зазвенел звонок. Северина побледнела, но посетитель оказался поклонником Шарлотты.