– Нет. Эм – как буква в алфавите.

Я не знаю, смеяться или пугаться.

Мы заходим в коридор. Плитки кажутся необычайно гладкими под ногами по сравнению с асфальтом. К нашему маленькому трио пристают другие; меня засыпают вопросами: «Каково это, почти умереть? Ты видела души мертвых, когда лежала в коме? А рай – он такой, как показывают в кино?»

Это все очень странно, но в кои-то веки не так уж плохо побыть в центре внимания. Со мной заговаривают не из-за того, как я одета, не из-за того, кто мои предки, и я чувствую себя почти нормальной… принятой в круг ровесников.

Когда любопытные одноклассники удовлетворяются моими сдержанными ответами и уходят, Дженара продолжает:

– Я знаю, что у новенького второе имя – Льюис.

Я морщу лоб, мысленно вертя это слово так и сяк. Льюис. Ну конечно. Его зовут, как Кэрролла. Морфею неведомы тонкости.

– Ты бы видела, какая у него клевая спортивная машина, – добавляет Корбин. – И он всем дает покататься. Вчера я возил на ней Дженару обедать.

Я стискиваю зубы. Вот придурок. Даже не пытается затаиться. Он бахвалится тем, как близко ему удалось подобраться к людям, которые мне дороги, и демонстрирует, как легко влиться в мой мир. Это – предупреждение.

Надо бы посоветовать обоим держаться от него подальше, но как я объясню свою просьбу, учитывая, что мы с Эм – теоретически – еще не виделись?

– Кстати, Эл, – говорит Джен, сияя, – у него сногсшибательный стиль! Мертвые бабочки. Просто блеск.

Корбин закатывает глаза:

– Ну, началось.

Джен тычет его локтем:

– Замолкни. Эл поймет.

Она берет меня под руку.

– Он хочет быть энтомологом, ну или что-то типа того. И теперь я думаю про новый бренд. Линялые джинсы, ботинки из змеиной кожи и ковбойская шляпа…

– С гирляндой из бабочек, – договариваю я, и мое сердце пропускает пару ударов.

Джен и Корбин в немом восхищении глядят на меня.

– Как ты догадалась? – спрашивает Корбин.

– Джеб говорил, – вру я и откашливаюсь для пущего эффекта.

– А.

Глаза Дженары – такие же зеленые, как у брата, – сверкают, обведенные серыми тенями.

– Ну и вчера на шестом уроке я уже кое-что придумала. Ты прокатишься с нами после школы?

Я киваю.

– Посмотришь рисунки. Эм мне попозировал. У него потрясающий андрогинный типаж…

– В том-то и дело. – Корбин похлопывает Джен по заднице ее же рюкзаком, прежде чем отдать его. Опытной рукой он бросает пустой стаканчик из-под колы в мусорный бак, стоящий в нескольких шагах от нас, и попадает в цель.

– Сопляк твой англичанин. Всё дело в руках, – говорит Корбин, шевеля пальцами. – А я кое-что умею делать, как настоящий мужчина, детка.

Дженара фыркает.

– По-моему, кое-что ты умеешь делать, как хороший уборщик, – шутит она.

Корбин смеется и исчезает за углом. Дженара обнимает меня, и мы расстаемся на первый урок.

Я сажусь за парту. Морфея нигде не видно, хотя он тема всех разговоров и записок моих одноклассниц. Мне даже удается прочитать одну из них через плечо соседки: «Говорят, он поругался со своими богатенькими английскими родственниками, и его послали сюда посмотреть, как живут обычные люди. Да здравствуют американские крестьяне! Его назвали Мортом в честь папы, но ему не нравится, поэтому Эм. Ыыыы».

Значит, он не только богач и эксцентричный англичанин, но к тому же плохой мальчик и бунтарь. Великолепно. Снова Морфей крутит людьми как хочет.

Я отсиживаю три мучительных урока, из них два экзамена и одну подготовку, ни разу не увидев Морфея. Может быть, он составил себе расписание таким образом, чтобы не пересекаться со мной – и чтобы я лишний раз поволновалась, где он и что затеял. Еще одна уловка, чтобы лишить меня равновесия.

По пути на четвертый урок я решаю забить на контрольную работу. Буду заглядывать во все аудитории, где сидят старшеклассники, пока не найду его. Я хочу увидеться с Морфеем до большой перемены. Меньше всего мне хочется сталкиваться с ним в переполненной столовой.

Я проскальзываю в женскую душевую, чтобы дождаться, когда прозвенит звонок и коридор опустеет. Это маленькое серое помещение находится прямо под раздевалками, в полуподвале. Вдоль грязно-белого потолка тянутся старые трубы. Потеки ржавчины напоминают желто-коричневые вены. Густо пахнет плесенью.

Трубы в спортзале этажом выше обязательно протекут, это лишь вопрос времени; вот почему деньги, которые наш класс собрал на подарки, пойдут на новую латунную водопроводную систему, которую установят летом.

Наконец звенит звонок. Я жду, когда голоса стихнут, а двери закроются. Полосы солнечного света проникают сквозь откидное окно под потолком. Фрамуга слегка приоткрыта, чтобы впустить струйку свежего воздуха – ровно столько, чтобы можно было дышать.

До меня доносится шепот насекомых и растений; их голоса сливаются в бессмысленный шум. На раме висит паутина, которая колышется на ветерке, как будто кто-то машет призрачным носовым платком.

Я смотрю на свое отражение в пыльном зеркале, сосредоточившись на рыжей прядке волос, и представляю, что она движется, как паутина на окне. Словно к ней привязана невидимая нитка, которая заставляет прядку танцевать. Я концентрируюсь, и она начинает двигаться и изгибаться.

Мои мышцы напрягаются. Небезопасно пользоваться магией здесь, в школе, и взывать к тому, что я месяцами с таким трудом удерживала на расстоянии. Если я не остерегусь, результат может получиться взрывоопасный.

Не обращая внимания на страх, я сосредотачиваюсь сильнее и вызываю волну магии. Мои волосы вьются и шевелятся, а рыжая прядь оказывается под прямым углом к остальным, напоминая кровавый меч, который я видела в том ужасном сне в больнице.

Словно вызванное этим воспоминанием, в зеркале что-то шевелится. Я отвлекаюсь, и прядь волос безжизненно падает. За моей спиной виднеется нечто смутное, в бело-красно-черную клетку – и наконец появляется игрушечный клоун. Он маячит там, непропорционально вытянутый, как будто я смотрю в кривое зеркало. Клоун трясет стеклянный шар и улыбается, обнажая острые зубы. Мои колени подгибаются, но я не уступаю, убеждая себя, что мне мерещится.

Если я обернусь, он пропадет.

«Пожалуйста, исчезни… пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Набравшись смелости, я поворачиваюсь.

Ничего, кроме стен и раковин. Я делаю вдох и снова смотрю в зеркало. Клоуна за моей спиной нет.

Может быть, папа прав. Наверное, я переутомилась…

В коридоре хлопает дверь, и я вспоминаю, зачем спряталась здесь. Морфей.

Это его очередная игра.

Я жду, когда всё затихнет, и осторожно выхожу. Но мне удается сделать лишь два шага, когда тишину вдруг нарушает знакомое хихиканье Таэлор Тремонт. Кто-то шикает на нее, и снова слышится ехидный девичий смех, который я знаю лучше, чем шрамы на собственных ладонях.