Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне жаль, сэр, — произносит Спенсер, поднимая свои великолепные бирюзовые глаза на лицо моего отца. — Мои родители знали, где я, поэтому я не…
— У тебя нет проблем, — говорит мой папа, пренебрежительно махая рукой. Гнев во мне поднимается немного выше, когда я понимаю, что он совсем не беспокоился о Спенсере. Он знал, что он жив и с ним всё в порядке. Он знал это, но не сказал мне.
Черч тоже знает. Я могу сказать это по тому, как слегка прищуриваются его янтарные глаза, а уголки рта опускаются вниз.
— Вам всем следует вернуться в постель и хорошенько отдохнуть перед учебной неделей. Занятия начинаются в понедельник утром.
— Никаких дней траура по погибшему студенту, да? — спрашиваю я, зная, что здесь ко мне относятся с пренебрежением. Я в ярости. — Кого-то убили в кампусе, и так просто возвращаемся к нашему обычному расписанию, — ворчу я, подражая голосу отца.
— Чак, не сейчас. Сейчас четыре часа утра. Возвращайся в постель, и в следующий раз, пожалуйста, спроси меня, прежде чем впускать большую группу студентов в дом посреди ночи. — Папа поворачивается обратно к Студенческому совету, но по выражениям их лиц я вижу, что… они на моей стороне?
То, как они смотрят на него, с разной смесью гнева, разочарования и жалости, заставляет меня чувствовать себя хорошо внутри. Как будто теперь у меня есть своя команда, хулиганы превратились в лучших друзей или что-то в этом роде.
— Я позвоню Натану и попрошу его проводить вас, мальчики, обратно в общежитие.
— Сэр, если позволите, — начинает Черч, проводя ладонями по лацканам пиджака, — но в такие времена, как это, может потребоваться солидарность среди студентов, а также демонстрация силы со стороны администрации. Возможно, назначение Чака соседом Спенсера по комнате решило бы проблему их одиночества в общежитии, а также продемонстрировало бы доверие к этой академии?
— Ещё слишком рано для этого, — ворчит папа, прикладывая пальцы ко лбу. — Чак никуда сегодня не пойдёт. Мне очень жаль, парни. — Он проходит между ними, набирая номер Натана на телефоне, пока спускается по лестнице, более чем вероятно ожидая, что Студенческий совет последует за ним.
Они этого не делают.
Даже придурок Росс.
— Твой папа в некотором роде придурок, — говорит Спенсер, глядя на меня так, словно ищет на моём лице какой-то намёк на… что-то. Я всё ещё в шоке от того, что он жив, и думаю, что, возможно, я так до смешного сильно влюблена в этого парня, что невозможно заставить мой язвительный рот произносить слова. Слова даются с трудом.
— Он бывает таким, — выдыхаю я, когда Тобиас переводит зелёный взгляд с меня на Спенсера. — Но я прожила с ним всю жизнь и привыкла к этому.
— Верно.
Между нами возникает неловкая напряжённость, и Росс прочищает горло.
— Как бы всё это ни было увлекательно, мне нужно написать около ста человекам, обновить посты в социальных сетях и разгрести целую кучу дерьма, которое ты, — он тычет пальцем в грудь Спенсера, — только что испоганил в моём тщательно составленном расписании. Ты знаешь, сколько работы уходит на то, чтобы быть помощником в Студенческом совете?
— Примерно столько же, сколько требуется для того, чтобы на самом деле быть членом Студенческого совета, то есть не так уж много, — язвит Спенсер, и Росс снова тычет в него пальцем.
— Ты даже не представляешь, какую гору бумаг мне пришлось заполнить в связи с твоим исчезновением. У тебя большие неприятности, сэр. — Ах, я почти забыла, что Росс по уши влюблён в Спенсера. Переводя взгляд с одного на другого, я почти… ревную? Фу, отвратительно. Как будто меня волнует, что Спенсер делает или не делает с другими людьми.
Только ведь… Волнует.
Потому что он мне нравится. Сильно. И когда я подумала, что он мёртв, мне показалось, что кто-то отрезал кусочек моего сердца, и я буду вечно истекать кровью.
— Ты знал секрет Чака? — спрашивает Спенсер, глядя Россу прямо в лицо. Другой парень заикается и краснеет, а затем крепко сжимает губы. — Ага, именно так я и думал. Я всё ещё в шоке.
— Лучше покончить с этим побыстрее, — говорит Тобиас, бросая взгляд на друга. — Мы все были опустошены. Мика едва мог есть и спать, а Девственник Чак почти каждый день рыдал.
Мои щёки становятся свекольно-красными, а глаза расширяются так сильно, что я бы не удивилась, если бы они выпали прямо из глазниц и покатились вниз по лестнице.
«Боже, спасибо Тобиас, придурок ты этакий», — думаю я, когда Спенсер медленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и на его лице отражается тот же ужас, что и на моём.
Теперь он посвящён в две вещи, о которых я не хотела, чтобы он знал. Фантастика.
— Девственник Чак? — спрашивает Спенсер, но затем мы все слышим звук открывающейся входной двери и фирменную шаркающую походку Натана. — Откуда взялось это прозвище?
— Ладно, я устала. Как бы я ни была взволнована тем, что ты не находишься на глубине шести футов, я хочу, чтобы ты убрался из моего дома. — Я кладу обе руки на спину Спенсера, игнорируя покалывание в ладонях, а затем подталкиваю его к лестнице.
Парни спускаются группой, по-видимому, по моей команде, но, когда я поворачиваюсь, чтобы подняться обратно, Спенсер хватает меня за запястье и притягивает к себе.
— Твоё прозвище, — начинает он, но я не собираюсь вести этот разговор в двух шагах от спины моего отца.
— Купи новый телефон, а потом напиши мне, — ворчу я, вырывая свою руку из его хватки. Но на полпути останавливаюсь, чтобы оглянуться, и обнаруживаю, что он всё ещё смотрит на меня. Что-то внутри меня загорается от этого взгляда, но я отворачиваюсь, прежде чем глупая улыбка на моих губах всё испортит.
Спенсер Харгроув жив.
Это величайший день в моей жизни.
Но также мне нужно, чтобы он ничего этого не знал, иначе я умру от смущения.
Быть семнадцатилетней — отстой.
Сон приходит гораздо легче, чем я думала. Я предполагала, что буду ворочаться всю ночь, мечтая о Спенсере, но потом моё тело, должно быть, осознало, что находиться в постоянном состоянии тревоги семь дней подряд — это слишком, и я вырубилась.
Утром я нахожу папу в его кабинете, он приглушённо разговаривает по телефону. Он видит меня и отгоняет рукой, что меня