— Не бойся, — шепнул герцог, склоняя лысую голову к уху своего сына, — ведь это все наши люди.

В полумраке, царившем в зале, который слабо освещало заходящее солнце, окрасившее багрецом узкие стрельчатые окна, Этьен заметил бальи, вооруженных капитанов и лейтенантов, явившихся в сопровождении нескольких солдат, увидел конюших, капеллана, писарей, лекаря, дворецкого, приставов, эконома, егерей, псарей, загонщиков, всю челядь и всех лакеев. Хотя все стояли в почтительных позах, ибо старик герцог внушал страх даже самым значительным особам, жившим под его властью в замке или в его провинции, в зале стоял глухой гул тихих разговоров, вызванных скукой ожидания и любопытством. От этого гула сердце Этьена сжалось, впервые он дышал спертым воздухом комнаты, где собралось так много людей, и это болезненно подействовало на него, ибо он привык на берегу моря к чистому и здоровому воздуху, — подействовало очень быстро, что говорило о необычайной тонкости его органов чувств. Грудь его сотрясалась от ужасного сердцебиения, вызванного, вероятно, каким-то органическим недостатком в строении сердца, а тем временем старик герцог, обязанный показаться собравшимся, поднялся, как старый лев, и произнес торжественным тоном следующую краткую речь:

— Друзья, вот мой сын Этьен, мой первенец и законный мой наследник, герцог де Ниврон. Король, несомненно, передаст ему должность, которую занимал его покойный брат. Представляю вам его, дабы вы знали его и повиновались ему, как мне самому. Предупреждаю: если кто-либо из вас или жителей провинции, коей я управляю, в чем-нибудь не угодит молодому герцогу или в чем-либо вздумает перечить ему, да я о сем узнаю, то лучше было бы тому наглецу и на свет не родиться... Все слышали? А теперь займитесь своими делами, и да благословит вас бог... Похороны Максимильяна д'Эрувиля состоятся здесь, когда тело привезут в замок. Неделю в доме будет траур. А затем мы отпразднуем вступление моего сына Этьена в свои наследственные права.

Раздались громовые крики, от которых задрожали стены:

— Да здравствует герцог! Да здравствует дом д'Эрувилей!

Слуги принесли факелы, чтобы осветить зал. Эти крики, этот яркий свет, впечатление от отцовской речи и пережитые в тот день волнения совсем ошеломили юношу, он рухнул в кресло, оставив свою тонкую, как у женщины, руку в большой руке отца. Герцог знаком подозвал лейтенанта своего отряда и сказал ему:

— Ну вот, барон д'Артаньон, я рад, что утрата моя не оказалась незаменимой. Подойдите, познакомьтесь с моим сыном,

Но вдруг отец почувствовал, что рука сына похолодела в его руке, взглянул на герцога де Ниврона и, подумав, что он умер, испустил вопль ужаса, напугавший всех собравшихся.

Бовулуар взбежал на помост, поднял юношу на руки и унес, сказав своему господину:

— Вы убили сына. Надо было подготовить его к этой церемонии,

— Но если он такой, у него, значит, не может быть детей! — воскликнул герцог, проследовав за Бовулуаром в парадную опочивальню, где лекарь уложил молодого наследника в постель.

— Ну как, лекарь? — с тревогой спросил отец.

— Ничего, все пройдет, — ответил Бовулуар, указывая своему господину на Этьена, уже ожившего от сердечного лекарства, которое врач накапал для него на кусочек сахару, вещества нового и драгоценного, продававшегося в аптеках на вес золота.

— На, возьми, старый плут, — сказал герцог, протягивая Бовулуару свой кошелек. — Да, смотри ходи за моим сыном, как за наследным принцем! Если он умрет по твоей вине, я тебя сожгу на костре.

— Вот что... Будьте помягче, а не то герцог де Ниврон умрет по вашей вине, — резко сказал врач. — Оставьте его, он сейчас уснет.

— Спокойной ночи, любовь моя! — тихо промолвил старик, целуя сына в лоб.

— Спокойной ночи, отец, — ответил юноша, и при этих словах герцог вздрогнул, ибо Этьен впервые назвал его отцом.

Герцог взял Бовулуара под руку, увел в соседний покой и, втолкнув в амбразуру окна, сказал:

— Ну-ка, старый костоправ, посчитаемся!

В ответ на эту угрозу, которая была любимой шуточкой герцога, врач улыбнулся, — он уже давно не занимался костоправством.

— Ты ведь знаешь, — продолжал герцог, — я тебе зла не желаю. Ты два раза принимал ребенка у моей жены, ты вылечил моего сына Максимильяна от тяжкого недуга, и, кроме того, ты состоишь при моем дворе. Максимильян, бедное мое дитя! Я отомщу за него. Уж я разыщу того, кто его убил! Но все будущее славного рода д'Эрувилей в твоих руках, лекарь. Я хочу женить Этьена, и немедля. Только ты один можешь знать, хватит ли у этого недоноска силы произвести на свет маленьких д'Эрувилей... Понял, Бовулуар? Ну, как ты думаешь?

— Его жизнь на берегу моря была так чиста и целомудренна, что здоровье у него окрепло, а живи он в вашем мире, ему бы несдобровать. Но Этьен юноша очень чувствительный, тело его — покорный слуга души. Монсеньер, он должен сам выбрать себе жену, а не по вашему повелению, и все тогда пойдет согласно природе человеческой. Он будет любить простодушно и, повинуясь сердечному влечению, сделает то, что вы требуете от него ради вашего имени. Дайте ему в жены знатную разряженную дылду, — он убежит и спрячется в своих пещерах. Скажу более: его может убить не только сильный и внезапный страх, но избыток счастья тоже оказался бы гибельным для него. Во избежание такой беды, по-моему, лучше всего предоставить Этьену самому, по своему желанию и выбору, найти себе подругу. Послушайтесь меня, монсеньер. Хотя вы большой и могущественный человек, но в таких делах вы ничего не понимаете. Лучше окажите мне неограниченное доверие, и у вас будет внук.

— Добейся любым колдовством, чтоб у меня был внук, и я сделаю тебя дворянином. Хоть это и трудно, старый плут, но ты станешь бароном Форкалье. Все пусти в ход — огонь и воду, черную и белую магию, молебны в церкви и свистопляску на шабаше, только добейся, чтоб у меня было мужское потомство — и благо тебе будет!

— Беда только, что вы сами способны устроить шабаш, и ваше колдовство может все испортить. Я вас хорошо знаю: вам ведь вынь да положь потомство мужского пола, подай немедленно. Вы завтра же вздумаете определить, в каких условиях должны у вас появиться внуки, и будете мучить сына.

— Боже меня упаси!

— Ну так вот, отправляйтесь к королевскому двору. Из-за смерти маршала и освобождения короля от опеки там, верно, идет ужасная кутерьма. У вас там, конечно, найдутся дела, — ну хотя бы добивайтесь получения обещанного вам маршальского жезла. А мне предоставьте руководить монсеньером Этьеном. Но дайте слово дворянина, что вы ни в чем решительно препятствовать мне не будете.

В знак полного своего согласия герцог ударил с Бовулуаром по рукам и удалился в свои покои.

Когда дни высокопоставленного и могущественного старика вельможи сочтены, врач становится важной особой в его доме. Не следует поэтому удивляться, что Бовулуар запросто обращался с герцогом д'Эрувилем. Помимо уз побочного родства, которыми женитьба связала лекаря с его господином и которые шли ему на пользу, герцог так часто на опыте убеждался в здравом смысле ученого лекаря, что сделал его своим любимым советником. Бовулуар занял при нем такое же положение, как Койктье[15]при Людовике XI. Но как бы высоко герцог ни ценил его познания, врач не мог оказывать на губернатора Нормандии, в котором не угасала свирепость вожака религиозных войн, такое же влияние, как весь уклад феодализма. Лекарь догадывался, что в душе герцога предрассудки дворянина борются с чувствами отца. Бовулуар, будучи действительно крупным врачом, понял, что при столь тонкой душевной организации, как у Этьена, женитьба должна быть следствием постепенного развития сладостного влечения, которое сообщит ему новые силы, вдохнув в него любовный пламень. Как он и говорил герцогу, навязать Этьену нелюбимую жену — значило убить его. В особенности следовало остерегаться того, чтоб этот юный отшельник, ничего не знавший о тайнах брака, стал их бояться и чтоб ему было известно, чего хочет от него отец. Этьен, безвестный поэт, допускал только благородную и красивую любовь, как у Петрарки к Лауре, как у Данте к Беатриче. Подобно покойной своей матери, он весь был — чистая любовь, весь — светлая душа; надо было дать ему возможность полюбить, ждать этого события, а не предписывать его. От приказа иссякли бы в нем источники жизни.