Когда мы дошли до ее кабинета, она сердито спросила: «Зачем вы группой зашли в туалет?! Вы, вероятно, перепутали туалет с рестораном?!» Ее нелепые нападки предоставили мне возможность выйти из состояния растерянности и привести в порядок мысли, чтобы открыть ей причину нашего коллективного нахождения в туалете. Она крутила мою головную косынку, как цыганский платок, и говорила: «Все это безобразие – дело рук этих оборванок! Столько красивых и модных шляп в продаже, а они никак не расстанутся с этими деревенскими платками!» Затем она сменила тему и сказала: «Забирайте каждая свое личное дело, отправляйтесь домой и не появляйтесь в школе до тех пор, пока мы не решим, как с вами поступить!» Закончилась эта история тем, что Марьям и Зинат после внесения в их личные дела замечаний были допущены к урокам, а меня выгнали из школы. Возвращение домой из школы в тот день и час вызвало бы уйму вопросов, но я сумела избежать их, сказав, что у меня болит живот, и заварив для себя огуречную траву. На следующий день мне пришлось прибавить к болям в животе еще и головную боль, чтобы выиграть таким образом несколько дней и посмотреть, что будет происходить дальше.

Марьям и Зинат пришли навестить меня после обеда. На голове у каждой был повязан платок.

Увидев их, я выпрыгнула из-под одеяла. Девочки принесли мне новости о происходящем в школе. Одной из них была новость о том, что несколько ребят в знак защиты и солидарности с девушками, носившими хиджаб, повязали свои шейные платки на голову. Одобрение этой акции госпожой Газиани – учительницей английского языка, сестрой Зинат Чангизи – учительницей математики и госпожой Херадманд придали ей некую легитимность, и это вызвало крайнее раздражение и ненависть госпожи Собхани. Госпожа директриса каждое утро приходила на уроки и говорила: «Кажется, болезнь Масуме Абад поразила и вас!» Каждой, кто повязывал платок на голову, она говорила: «Ты что, тоже заболела недугом, которым страдает Абад? Я выгоню всех вас из школы! Здесь не место для пустоголовых сплетниц! Представители нашей передовой интеллигенции приложили столько усилий и претерпели столько страданий, чтобы сорвать эти попоны с голов ваших матерей, вы же, молоденькие и опрятные девочки, все-таки хотите быть похожими на служанок!»

Животворная весенняя благодать привела всех в чувство. Мне же по-прежнему приходилось притворяться больной. Мать каждый день спрашивала меня, лучше ли я себя чувствую, перестал ли болеть живот. И мне приходилось прибавлять к болям в животе и голове боли в других органах моего тела, чтобы как-то объяснить и оправдать мое отсутствие в школе. Мой брат Рахим, который тогда являлся студентом механического факультета Университета имени Чамрана и одновременно работал в Национальной нефтяной компании в городе Ахваз, приезжал в Абадан на выходные, однако на этот раз приехал домой неожиданно, в середине недели. На тот момент я не посещала школу уже неделю. У меня хорошо получалось притворяться больной. Я с таким видом сворачивалась клубочком под одеялом, что все безоговорочно верили в мое недомогание. Рахим сидел у изголовья моей постели. Вскоре к нам пришел муж сестры Фатимы – господин Зарей, который также работал на нефтеперерабатывающем заводе Абадана инженером, а после него вернулся отец вместе с двумя другими незнакомцами. Они о чем-то беседовали приватно и вполголоса. Это насторожило меня, и я еще сильнее навострила уши. Рахим говорил: «Ряды протестующих пополняются с каждым днем. САВАК преследует цель арестовать нескольких человек в виде акции устрашения и таким образом запугать остальных, поэтому мы дали прокламацию. Возможно, после этого будут увеличены зарплаты рабочим и удовлетворены желания сотрудников и инженеров. Одной из наших целей является изгнание иностранных компаний с Нефтеперерабатывающего завода и из Нефтяной компании». В продолжение своих слов Рахим добавил: «Во время собрания рабочих и сотрудников компании исполнительный директор Нефтяной компании инженер Ансари вышел навстречу протестующим с напускным видом “народного человека” и заискивающим, учтивым тоном зачитал декларацию: “Вы знаете, что его светлость шах считает вас, работников нефтяной промышленности, самой преданной частью общества и полностью доверяет вам. Поэтому он вверил в ваши руки эту божественную милость и национальное богатство – нефть, которая есть не что иное, как основа экономики нашей страны. Все свои надежды шах возлагает на вас. Он знает, с каким трудом вы, рабочие, достаете нефть из самых недр земли и перекладываете ее внутрь труб; он знает, что до сих пор несколько человек из числа рабочих пролили свою кровь ради того, чтобы добыть эту нефть, так же и другие ваши друзья, которые работают на нефтеочистительном заводе в Абадане. Эта самая очищенная нефть согревает холодные и ледяные дома ваших соотечественников в период зимней стужи даже в самых отдаленных местах Ирана. Наши дети кормятся благодаря вашим трудам. Машины, поезда и самолеты работают благодаря тем же самым газойлю и бензину. Нефть в нефтехимической промышленности превращается в различные жизненно необходимые продукты. Нефть присутствует в домах бедных и богатых. Давайте же пощадим самих себя! Мы находимся в Хузестане. Многие не знают, насколько здешняя земля золотоносна. Это не шутки. Шах ценит ваши труды – труды тех, кто работает на нефтяных скважинах в шестидесятиградусную жару. Давайте не будем забывать, что у нас есть нефть и только нефть, и наша экономика пахнет только нефтью! Поэтому я объявляю, что в конце месяца заработные платы офисных сотрудников будут увеличены на два процента, им будет предоставлена возможность работать посменно, и им будет доплачиваться компенсация за сложность и напряженность выполняемой ими работы. Также будут увеличены на пять процентов заработные платы рабочим, которые задействованы в нефтяных скважинах и местах добычи нефти”.

Но никто не обращал ни малейшего внимания на его слова, и мы все разом начали кричать и скандировать лозунги. Затем все разошлись. Я положил под одежду листовки имама, которые мы забрасывали под двери домов, и сразу же приехал в Абадан. Ребята посоветовали не показываться пару дней, потому что люди шаха улицу за улицей будут осматривать дома и искать работников и сотрудников нефтяных предприятий; они пригрозили, что, если протесты не прекратятся, они заживо сожгут нас в тех самых нефтяных печах, и увольнение будет минимальным наказанием для нас».

Господин Зарей тоже рассказал об акциях протестов и кризисе на нефтеперерабатывающем заводе, угрозах и арестах, а отец говорил о вопросах безопасности. Я подумала: «Значит, не меня одну выгнали!» Во мне прибавилось смелости, и я высунула голову из-под одеяла, перестав делать больной вид. Отец сказал: «Моя девочка проснулась! Принесите ей лекарственный отвар». Я ответила: «Не надо, отец, мне уже лучше». Рахим сказал: «По глазам вообще-то не скажешь, что она спала. Почему ты не пошла в школу?» Я смело ответила: «Меня тоже выгнали из школы». На несколько минут все замерли в недоумении, но никто не спросил, почему меня выгнали. Революция, между тем, вышла за пределы мечети, школы и нефтеперерабатывающего завода и просочилась в дома.

Рахим сказал: «Не все те вещи, которые человек должен знать, имеются в книгах и в школе». Затем он расстегнул пуговицы на пиджаке и вытащил из внутреннего кармана выцветшую книгу с потрепанным и склеенным переплетом, которая, как было видно, прошла через сотни рук. Заголовок книги гласил: «Фатима есть Фатима». Мне ранее тоже приходилось читать книги Мортезы Мотаххари и доктора Али Шариати, но у них были не такие интересные названия. Я спросила: «Разве Фатима может не быть Фатимой? Почему у этой книги такое странное название?» Он ответил: «Нет, Фатима – это только Фатима. Но эта Фатима отличается от той, которую нам в свое время описали и представили». Не приняв отвар огуречной травы, я выпрыгнула из постели и жадно принялась читать книгу. Слова, которые я читала, поглотили мой мозг так, что я не замечала, как проходит время. С каждой новой прочитанной страницей мое тело накалялось все сильнее. Душа моя полыхала изнутри. Каждая клетка моего тела пробуждалась, и это пробуждение сопровождалось болью, жаром, светом и пламенем.