– Чтобы получить потом удар, о которого не оправится, или пулю, – резюмировал он. – А так если хочешь пощекотать себе нервы, обращайся, подскажу, но без ссылок на меня.

Больше я к этому разговору, в этот вечер, не возвращался, и мы включились в общую тематику: футбол, женщины и политика.

– Жан, – обратился ко мне журналист американской газеты, – а ты заметил, какие здесь женщины?

Этот американский журналист держался в тени, особо не вступал в разговоры и был не заметен, как старая дева на банкете у знаменитости. Он чаще всего сидел и улыбался, слушая других, изредка подключаясь к разговору. То, что он обратился ко мне, в данном случае было обусловлено тем, что он слышал наш разговор с Мартином, но надо было как-то проявить себя никчемным вопросом.

– Конечно, я же не слепой. Большинство брюнетки, потому как их предки испанцы и итальянцы. Следят за своей внешностью, хорошо одеваются, часто достаточно провокационно. Кожа чистая.

– Да они без депиляции жить не могу, а ещё жалуются, что нельзя загорать без купальников.

– Это же какой стресс будет для мужчин!

– А познакомился с кем?

– Извини, но я свои знакомства с женщинами, не обсуждаю в частности, да и вообще не обсуждаю знакомых женщин, – и вспомнил Лауру, которую больше не видел.

Засиделись допоздна, домой я приехал за полночь. На другой день я взял в аренду машину – небольшой внедорожник.

9

Около полудня, я поднялся в галерею. Посетителей почти не было: суббота, время обеда. Как выглядит Густаво Саборидо, я не знал, и при входе обратился к служащему:

– Кто из посетителей Густаво Саборидо?

Он указал мне на двух мужчин, которые беседовали возле одной из картин: – Тот, что пониже.

При моём появлении возле них, они прервали разговор и вопросительно посмотрели на меня. Густаво Саборидо был среднего роста, очень просто, даже пренебрежительно одет. Длинные седые волосы оттеняли его смуглое лицо. На вид ему было около шестидесяти.

– Добрый день, – обратился я к обоим и, повернувшись к Густаво, представился

– Я, Жан Марше, мы договаривались о встрече. Я от Мишеля Рено.

– Да, помню. Познакомьтесь, – представил он мне своего собеседника – Матиас Рамиро, мой коллега. Так о чём вы хотели со мной поговорить? Я думаю, Матиас нам не помешает?

– Нет, конечно.

– Давайте пройдём и присядем, – предложил он.

Мы прошли в дальний конец зала, где разместились в глубоких креслах вокруг маленького столика.

– Слушаю Вас, – произнес Густаво.

– Я здесь в командировке, представляю одну из французских газет, но журналистика не основное моё занятие, даже скажу вообще не моё. Меня попросили временно заменить их журналиста. У меня есть свой бизнес, одним из направлений которого является – арт-галерея, – и я протянул им свои визитные карточки. – У меня хорошие связи с людьми, что увлекаются или коллекционируют произведения искусства. И вот я решил открыть в этом деле новое направление – искусство Латинской Америки.

– Думаете, будет спрос?

– Спрос надо формировать.

– Разумно. И что конкретно интересует?

– Пока не знаю. Я плохо знаком с творчеством народов Латинской Америки, исключая, конечно, известных мастеров. Интересно всё: гобелены, фигурки по дереву, по кости. Наверное, получается больше народное творчество, но индивидуальное. Моя просьба заключается в том, чтобы подобрать образцы для салона, но не только из Аргентины, из других стран Латинской Америки, где у вас, возможно, есть коллеги, кому вы можете меня порекомендовать.

– Есть, как не быть. Помочь можно. Что касается образцов, то пойдемте, покажу для примера, – и он, поднявшись, направился к стене.

– Вот посмотрите, – указал он мне на дощечку. – Это ручная работа, творчество индейцев Уичоль. Они в основном живут в Мексике, но есть и у нас. Работы наших, отличаются от мексиканских, цветовой гаммой, характером рисунка, хотя технология изготовления сохраняется веками. Технология такова: наносится пчелиный воск, сосновая смола, на которую накладываются шерстяные нити. Уникальная работа.

На дощечке был изображен какой-то культовый обряд. Цвета были жёлто-голубые.

– Я в выходные был на улице Флорида, и посмотрел, что там разложили. Были интересные фигурки из кости и дерева, – поделился я.

– Это все массовое, – махнул рукой Густаво. – Этих торговцев называют «Manteros» – «покрывальщики», потому что раскладывают товар на тряпках на земле. Если вам интересно, то надо ехать в глубинку и там подбирать экземпляры, прямо у местных жителей. Например, на северо-восток, в провинцию Корриентес. Здесь вам лучше подскажет Матиас. Что скажешь Матиас?

– Подобные вещи хорошо делают на севере страны, – согласился он. – Я помогу вам сориентироваться. В своё время я бывал там и есть некоторые глухие деревни, где можно что-то найти. Они на этом не зарабатывают, их деятельность сельское хозяйство, оттого их произведения в некотором смысле уникальны, делают в единичных экземплярах для себя. Надо побывать и в провинции Мисьонес.

– Я буду вам признателен, если поможете. Если у вас есть сейчас время, то приглашаю вас в ресторан на обед, там и поговорим, – предложил я.

Мы вышли и разместились в ближайшем специализированном мясном ресторане, что называют Parrillada. Мы заказали красное местное вино, стейк с соусом Чимичурри, достаточно пикантный, а на закуску provoleta (жареный сыр). От десерта тирамису они отказались.

Через два часа я имел базовые представления о направлениях творчества народов Аргентины, и как примерно определить качество. Густаво подарил мне свою книгу, которая в дальнейшем помогла в изучении особенностей аргентинской культуры.

Перед тем, как расстаться, я спросил:

– А есть ли возможность, познакомится с местными коллекционерами?

Густаво задумался: – Возможность есть. Учитывая рекомендации Мишеля, я могу пригласить вас завтра к одному коллекционеру. Там собираются только свои и достаточно интересные люди.

– Буду очень признателен.

– Жду вас завтра у себя около четырех, – и он назвал адрес.

Дома, за чашкой кофе, я оценивал возможность войти в круг элиты столицы. Это был тот шанс, который упускать было нельзя. Там крутились большие деньги, а они не всегда честные.

На другой день я заехал за Густаво, и мы направились в один из районов «кантри». На въезде у нас попросили документы и сверились со списком гостей. Меня там, конечно, не было, но вписали, так как я был с Густаво.

Я остановил машину возле трехэтажного особняка, среди прочих автомобилей гостей. Сам дом располагался в глубине сада и мы, пройдя по дорожке посыпанной гравием, подошли к стеклянной двери, которую тут же распахнул служащий при нашем приближении. Едва мы вошли в холл, как нам навстречу устремился невысокий полноватый мужчина, с почти лысой головой, в просторной рубашке и хлопчатобумажных брюках.

– Дорогой Густаво, как я рад, что ты смог