– Мля, она меня укусила…

Он произнес это для себя, не для неё. Не веря.

Губы Насти невольно расплылись в улыбке, что было совершенно не характерно ни для её физического состояния, ни для положения в целом.

– Заберу её лично.

– Поддерживаю.

Михаил с Игнатом прошли к лифту. Первый мужчина нетерпеливо посмотрел на часы и нажал на кнопку вызова.

– Как у неё самочувствие?

– Стабильно непомнящее.

– Серьезно, Мих?

– А хрен знает. Меня не помнит. Никого не помнит. Себя не помнит. Что любит и кого любит не помнит.

Дверцы лифта плавно разъехались в стороны, и мужчины вошли внутрь. Лифт предназначался только для начальства, и посторонние в него не допускались. Охранники за этим следили, четко проинструктированные.

– Странностей в поведение много?

– Чересчур.

– Хороших или плохих?

– Даров, ты прямо допрос мне учинил, – Михаил устало провел рукой по волосам и усмехнулся.

Безопасник усмехнулся в ответ.

– Кому-то ты же должен рассказывать, что происходит в твоей жизни. К психологу ты не ходишь, а держать эмоции в себе вредно.

– Ты намекаешь, чтобы я тебе ещё приплачивал за психотерапию?

– Неплохая идея.

Мужчины коротко хохотнули, оба понимая, что зарплатой Даров не обижен.

– Она меня не помнит и на контакт идти не хочет.

– А ты сам хочешь?

Игнат, как всегда, бил не в бровь, а в глаз.

– И я не хочу.

– Странно. Я, если честно, даже подумал, что ты рассмотришь вариант налаживания отношений. Настя – чистый лист сейчас, черти на нем, что хочешь.

Михаил нахмурился, его взгляд потяжелел.

– И с какого перепугу мне это делать, Игнат? Дважды наступать на те же грабли? Первый раз Настя придумала себе историю, второй раз это буду делать я? На хера?

– Ребенок… – Игнат как бы беззаботно пожал плечами, но Зареченский слишком хорошо знал своего безопасника, чтобы повестись на его жест.

– Ребенок останется со мной.

Теперь в голосе Зареченского слышалась безапелляционная уверенность, даже жестокость.

Он всё для себя решил. И амнезия Насти ничего не изменила, только лишь отсрочила процесс расторжения брака.

Он дал им месяц. За это время Михаил намеревался окончательно расставить точки над «i».

Конечно, амнезия Насти оказалась для него большим, неприятным сюрпризом. Он ожидал чего угодно, но не полной потери памяти Анастасии. Дополнительным бонусом шло странное, абсолютно не характерное для неё поведение. Взгляд исподлобья, настороженность. Михаил хотел бы сказать, что ему наплевать, но врать себе он не привык.

Вроде и не задевало. Вроде уже все решил.

Только отчего-то выбешивать она его стала даже сильнее, чем её заверения и клятвы в вечной любви.

После того случая, когда она пришла в себя, он к ней ездил дважды. Встречи с ней проходили в присутствии врачей. Она начинала заметно нервничать, стоило ему зайти в комнату. Если в первую, вернее, уже вторую встречу она немного дерзила и демонстративно вступала с ним в молчаливое противостояние, то вчера едва не плакала. Смотрела на него огроменными глазами, прикрывая руками живот, и нервно сглатывала.

При этом ничего не спрашивая.

А он и не спешил что-либо объяснять.

Она по-прежнему его злила, и ярость с обидой никуда не делись. Стоило Зареченскому удостовериться, что с женой всё в порядке, что она идет на поправку, как всё вернулось на круги свои.

Неприятным оказалось замечание врача, Сергея Викторовича:

– Михаил Николаевич, я всё понимаю… Между супругами бывает разлад, семейная жизнь не может быть бесконечным медовым месяцем. Но вы бы помягче… Насте сейчас тяжело. Она не показывает вида, но она испугана и в растерянности.

Зареченский сразу же вспомнил, как его растерянная и испуганная жена хорошенько клацнула его зубами.

– Спасибо за наставления, Сергей Викторович, но я вам плачу деньги за физическое лечение Анастасии.

Сергей Викторович намёк понял, его взгляд потяжелел.

– Как знаете… Только быстрота возвращение памяти зависит и от душевного настроя пациента.

Началось. Михаилу сразу вспомнилась Дина, которая постоянно ему твердила нечто подобное.

– Я учту.

Как же, испугана и растеряна. Ну, конечно.

Михаил не верил Насте. Не мог.

Даже легкий испуг в её глазах при сообщении, что он её забирает, не убедил его.

Единственное, что не вписывалось в его восприятие жены так это её руки на животе. Она постоянно их там держала. Когда он заходил в палату и видел её на кровати – руки на животе. В следующую встречу в клинике он застал Настю у окна. Она стояла, смотрела вдаль и руками гладила живот, при этом её уголки губ были приподняты, точно она перед самым его приходом что-то говорила малышу.

За всю беременность Михаил лишь несколько раз замечал, чтобы Настя гладила живот. О, нет, она это делала лично для него. Когда стопроцентно знала, что он за ней наблюдает.

Теперь он это понимал. Настя превосходная актриса, не стоит забывать.

И её материнский жест ничего не меняет.

Михаил сознательно загонял себя в жесткие рамки, не позволяя расслабиться. Если бы врачи не подтвердили, что у Насти амнезия, он усомнился бы в её наличии. Его лживая женушка и на такое способна. Быстро сопоставит факты. Как же, она – пострадавшая, её надо пожалеть, приласкать. А там, глядишь, и он, тюлень, снова будет с ней. Она же останется при его деньгах и при статусе его жены, который ей очень нравился.

Поэтому никаких поблажек, пусть даже не надеется. С ним дважды один и тот же фокус не прокатит. Да и вообще – цирк Зареченский уважал, но не жаловал.

– Может, стоит помягче… Хотя бы первое время?

Игнат вывел его из задумчивости.

– Ты случайно с врачом не дружишь? Тот советовал то же.

– Я серьезно, Миха. Не перегни палку.

Михаил отмахнулся. В советах он не нуждался.

Настя уже ждала его, что тоже было неожиданным. А как же заставить его понервничать? Как же дать ему понять, что она не может обойтись без его помощи? И, например, непременно ей следует помочь застегнуть бандаж.

Коротко постучав и не дожидаясь ответа, Михаил вошел в палату. Он уже поговорил с врачом, получил необходимые рекомендации.

Настя, одетая в нежно-голубое платье, которое он у неё не помнил, и в легкую кофту, сидела на кровати. Услышав звук, она обернулась. Увидев, что зашел он, сразу же подобралась и сжала губки.