— Вы стоите слишком близко, — прошептала Джулиана.

— Правда? — Он коснулся губами ее правого уха. — А по-моему, расстояние идеально.

По коже ее головы пробежали мурашки. Его воздушно-легкие прикосновения напоминали танец крохотных фей, водящих хороводы, чтобы у нее закружилась голова.

— Зачем вы со мной заигрываете? Если вы хотите таким образом купить мое молчание, то напомню вам: мне ничего не надо. Меня ваши личные дела нисколько не заботят, а сплетничать я не люблю.

— Тихо! — Син поймал губами ее жемчужную сережку. Руки его неспешно обвивали ее плечи, а дыхание щекотало ухо. — Очень любезно с вашей стороны сохранить мою тайну. Но я подозреваю, что обстоятельства нашей первой встречи внушили вам ложное представление о моих истинных интересах.

Сердце забилось в груди Джулианы, словно раненая птица, от одной мысли, что Син ее хочет, притом что она понимала: все, что он говорит, — сказки, при помощи которых он вознамерился добиться своей цели.

— Мы уже слишком долго здесь находимся. Маман…

— Маман знает, что вы в надежных руках, — сказал Син, и в его голосе Джулиана уловила доброжелательную насмешку. — Готов поспорить, вам уже не холодно.

Джулиана повернулась, невольно подставляя свою беззащитную щеку под его алчущие губы.

— Огонь…

— Огня не хватит, чтобы вас согреть, — сказал он, опускаясь на колени и увлекая ее за собой. Широко разведя бедра, он усадил ее между своих ног. — Нужен огонь, который пылает внутри.

Она чувствовала все тело этого мужчины целиком, когда его бедра плавно покачивались вместе с нею. От малейшего его движения у нее по позвоночнику проносился электрический разряд — ток предвкушения; каждый ее нерв отзывался на его беззвучный зов. Джулиана, закрыв глаза, молча принимала это новое, порабощающее чувство, вызванное его близостью.

— Прошу вас, хватит! — прохрипела она.

Она стеснялась слез, которые были готовы хлынуть из ее глаз. Скорее всего, Син проводил много времени в обществе куртизанок и любовниц, она же по сравнению с ними была невинное дитя.

— Зря я с вами пошла… Мне страшно. Вы меня пугаете.

Син прекратил свои чувственные движения, хотя и не отстранился полностью, вопреки ее ожиданиям. Она ощущала, что он пытается подавить в себе как раз то, чего она боялась. Сделав глубокий вдох, он помог ей пересесть на пол рядом с собой.

— Леди Джулиана боится? Вот уж не верю! — Ненароком сбежавшую из уголка ее глаза слезинку он вытер мягкой подушечкой своего большого пальца. — Это ведь мне следовало бы в ужасе бежать отсюда.

Это было настолько абсурдное утверждение, что Джулиана на миг забыла о своих страхах.

— Вы, должно быть, шутите, милорд!

Отражая огоньки свечей, его глаза, сверлящие насквозь, были непривычно пронзительны.

— Нет, я не шучу, — сказал он, беря ее за подбородок. — Я сразу понял, что вы принесете мне массу хлопот, как только поймал ваш взгляд в кроне орехового дерева.

Массу хлопот? Да этот человек преследует женщин, как голодная кошка гонится за повозкой торговца рыбой!

— Значит, так? Знайте же: вы самый неприятный молодой человек из всех, кого я только встречала!

Он осторожно поцеловал ее в губы, чтобы она замолчала.

— Вы не одиноки в своем суждении. — Син шутливо ухватил ее за плечи. — Ну, довольно. Вставайте.

Джулиана, нахмурившись, повиновалась. От этой резкой смены настроения у нее голова шла кругом.

— Какую игру вы затеяли?

— Никаких игр, миледи. — Заставив ее покраснеть до корней волос, он поправил ее юбку, чтобы ткань закрыла лодыжки. — Просто вы напомнили мне об одном правиле, которое я очень редко нарушаю.

Син взял ее за руку и в буквальном смысле поволок к двери. Он вел себя так, словно ему не терпелось поскорее от нее избавиться.

— Какое же это правило? — спросила она оскорбленным тоном.

— Я стараюсь избегать эмоциональной привязанности. А с вами, леди Джулиана, этого избежать не получилось бы.

Это была проверка.

Так он себя успокаивал, выводя леди Джулиану из кабинета, что служил хранилищем минеральной коллекции лорда Кемпа.

Он проявил себя как истинный джентльмен.

Ну, почти.

Встреча эта если и привела леди в замешательство, то только самую малость. Не успев ее даже распробовать, он поднял ее и отряхнул смятые юбки. Только ярко-розовые флажки на щеках свидетельствовали о том, что всего несколько минут назад она резвилась с малознакомым молодым человеком.

Алексиус и сам толком не понимал, зачем прекратил элегантную игру в кошки-мышки. Сестра заклеймила леди Джулиану как бессердечную, прожженную девицу, решившую во что бы ни стало украсть у нее лорда Кида. Но Белль ошибалась. Да, Джулиана, несомненно, подружилась с бароном, но назвать ее бессердечной или прожженной язык не поворачивался.

Она была совершенно невинна.

Это не могло не повлиять на него.

Возможно, винить следовало дурную кровь предков, бегущую по его венам и артериям. Господь свидетель: яблочко упало совсем недалеко от яблони. Старший Синклер считал это плюсом, но две жены, которых он схоронил, вряд ли с ним бы согласились.

Первую жену, мать Белинды, выбрал лично дед Алексиуса. Жили они без любви, периодически допуская насилие, как в спальне, так и за ее стенами. После рождения дочери отец Алексиуса жил отдельно от маркизы. По словам сестры, отец часто избивал свою супругу, и все думали, что это происходит из-за того, что она не способна родить ему наследника.

Когда Белль было пять лет, мать ее умерла от воспаления слизистой желудка; отец в это время развлекался на охоте с очередной любовницей.

Жену свою он не оплакивал. Не успело тело маркизы остыть, как старший Синклер уже отправился в Лондон с намерением возобновить свои похождения. Запойный пьяница, он нередко пускал в дело кулаки и обрел скандальную славу за дерзкое обращение с дамами.

Мать Алексиуса, леди Сьюзан, была как раз одной из тех безымянных девиц, которых так любил соблазнять и бросать его отец-алкоголик. К несчастью для Синклера-старшего, она оказалась младшей дочерью графа Талмашского, наделенного огромной властью, как в политической, так и в светской жизни.

Узнав о деликатном положении дочери (многие считали, что это было результатом жестокого изнасилования), лорд Талмаш поставил Синклера перед выбором: или брак, или смерть. Тот благоразумно предпочел жениться. Женщина она была весьма приятная, к тому же семь месяцев спустя новоиспеченная маркиза принесла ощутимую пользу, а именно родила Синклеру наследника.

Тот же, в свойственной ему эгоистической манере, отпраздновал благую весть о рождении сына в постели любовницы. Леди Сьюзан впала в депрессию, от которой, по мнению многих, так и не оправилась. Через несколько месяцев после второго дня рождения Алексиуса мать погибла под колесами кареты. Ходили слухи, и небеспочвенные, что это было самоубийство. Кто-кто, а Алексиус и Белль знали, каково это — жить под жестоким контролем отца.