благородной архитектурой Главного учебного корпуса и Химического факультета, построенных в начале XX века для обучения востребованным тогда профессиям.

Просторные лекционные аудитории с амфитеатром парт, лаборатории со старинными шкафами, где находились ценные образцы минералов, портреты корифеев нашей науки на стенах светлых коридоров — все это вызвало духовный трепет и уважение к истории славного учебного заведения. Мы застали лекции известных еще с дореволюционных лет ученых — электрика М. А. Шателена, химика Д. Н. Монастырского, металловеда А. А. Байкова.

Первый год учебы в институте был омрачен тем, что я не получил место в студенческом общежитии. Увидев свою фамилию в списке абитуриентов, принятых в институт, не размышляя, я поехал смотреть памятные места города, о которых раньше знал лишь по кинохронике. Четыре часа я благоговейно осматривал дома, на которых табличками сообщалось о проживании в них выдающихся людей нашей страны.

А когда вернулся в институт, выяснилось, что общежитие факультета на Лесном проспекте укомплектовано полностью. В деканате сказали, что есть временные места в наемных дачных домиках, и я согласился на это, не осознавая, какие трудности меня ожидают.

Фанерные домики садоводства находились в поселке Ольгино, туда нужно было ехать на электричке. Завершив короткий летний сезон, садоводы возвращались в Ленинград, после чего выживание в домике из фанеры, насквозь продуваемом ветрами, зависело от жизненных сил твоего организма. Я прожил там зиму с сокурсником, в будущем — весьма крупным научным работником Э. М. Глаговским. Он уже тогда отличался весьма продуманным отношением к житейским ситуациям и непонятно почему оказался моим напарником в этой истории.

Мы приезжали из института, топили печурку, которая держала тепло двадцать минут, ложились на матрац, накрывались другим, пытаясь заснуть. Утром пар от дыхания долетал до стенки и возвращался, оседая на лице влагой. Дяде Мише я об условиях моего проживания не говорил, он был уверен, что я веду разгульную студенческую жизнь.

* * *

А в институте я отогревался телом и душой. Почти каждый день у меня появлялись интересные и радостные знакомства с сокурсниками. Я активно участвовал в разных кружках самодеятельности, и вскоре на меня обратило внимание комсомольское бюро факультета.

Факультет был известен струнным оркестром, хором и танцевальным коллективом. Оркестр, которым руководил студент третьего курса Виктор Себастьян, сын известного французского дирижера, исполнял даже музыку к балету «Щелкунчик». На одном праздничном концерте первокурсник Станислав Гаудасинский, он позже стал руководителем Малого оперного театра Ленинграда, исполнил арию варяжского гостя из оперы «Садко», а известный ученый-металловед Г. А. Кащенко в свои семьдесят лет поразил всех искусной игрой на фортепьяно.

У меня в это время возникли дружеские отношения с Толей Хасиным и Димой Чашниковым. Хасин прекрасно играл на гитаре, пел, играл в спектаклях драматического кружка, позже, работал на московском телевидении. А лирические песни Чашникова на музыку офицера Академии связи В. Махлянкина часто передавали по всесоюзному радио. Помню строки стихотворения Чашникова о прощании с общежитием на Лесном проспекте:

И пускай в цветении черемух

Здесь другим волнует песня кровь,

Я на память нашему Лесному

Оставляю юность и любовь.

С Димой у меня сложилась дружба, продолжавшаяся долгие годы.

На факультете училось немало студентов из стран социалистического лагеря. Больше всех было китайцев, дружных и трудолюбивых. Они охотно принимали участие в художественной самодеятельности и спортивных соревнованиях. Сухощавый, очень пластичный Ван, на его фигуру заглядывались все наши девочки, исполнял танец с копьем. Хрупкого сложения Мэй прекрасно играла на скрипке. Она жила в Шанхае, училась у известного педагога, русского эмигранта, мечтала поступить в консерваторию Ленинграда. Но по указанию «великого кормчего», Китаю в первую очередь нужна была металлургия, и Мэй направили учиться на сварщика.

Интересным для меня было и знакомство с венгром Имре Колларом, учившимся в институте на кафедре сварки. Имре в Будапеште окончил музыкальную школу и блестяще играл на фортепиано как «классику», так и современную эстрадную музыку. Тогда уже вошли в моду джазы Олега Лундстрема и только что вышедшего из тюрьмы Эдди Рознера. Частично и по моей инициативе, в институте был организован джаз. И. Коллар расписал партии инструментов для музыки из кинофильма «Огни рампы» и дирижировал ее исполнением. Позже этим джазом руководил С. Пожлаков, автор известных песен о Ленинграде.

В те годы студенты консерватории и университета создали ансамбль «Дружба», позже — лидера исполнения песен советской молодежи, в Электротехническом институте создавали спектакль «Весна в ЛЭТИ», с которого начиналась не инженерная карьера А. Колкера и К. Рыжова, а в Кораблестроительном институте собрался талантливый коллектив авторов короткометражных фильмов. Общее стремление к творческому самовыражению объясняет, почему почти до четвертого курса обучения я не усердствовал в приобретении знаний, а всецело отдался культмассовой работой.

Кроме такого приятного и радостного времяпровождения, у нас были и «трудовые» семестры во время летних каникул. После первого курса мы поехали на стройку Оредежской ГЭС, после второго — работать на целине.

Оредеж, типичная речка Северо-Запада России, медленно протекает среди северных полей и лесов. Водные ресурсы, обрывистые участки берега, определили строительство на ней малых гидроэлектростанций, их начали сооружать еще в довоенные годы. А во время моей учебы одну из них помогали строить студенты Политехнического института.

Первую ночь мы провели в палатках, большой деревянный сарай еще не был должным образом оборудован для жилья. Всю ночь я не спал из-за нудного гула и укусов вездесущих комаров.

А утром, при ярком солнце, открылся вид реки с белыми кувшинками на воде, с темными лодками у кривых деревянных причалов, со стогом сена на поляне, мимо которого в лес вела едва приметная дорога. Этот пейзаж склонял к чувственному миросозерцанию, но нам предстояло очистить водослив плотины и заполнить ее недостроенный участок раствором бетона.

Постоянно пьяный мастер объяснил нам — откуда к бетономешалкам подвозить щебень, песок и цемент. Материалы мы везли тачками по мосткам из досок. Оказалось, что с нами будут работать студенты-гидротехники, это определило соревнование за количество «замесов» бетона, которые за смену работы нужно было уложить в плотину.

Победили мы. Но для того, чтобы установить рекорд — сто замесов, пришлось подвезти и загрузить в бетономешалки около пятисот тачек составляющих бетона. Как сейчас бы сказали: «Мы сделали это!»

Работа на Оредеже очень сдружила ребят нашей группы, обнаружив неожиданные способности и пристрастия каждого. Юра Иванов из Боровичей, уже проявивший себя как призер соревнований по самбо, обучал нас приемам этой ловкой борьбы. Книгочей и эрудит Игорь Гольдберг из Челябинска так интересно рассказывал о Фейербахе и Канте, что мы прекращали разговор о футболе и даже игру в