больше думать о спасении, чем об укрощении этой стихии. Мы помчались к стану, не представляя, что будем делать дальше. К счастью, ветер изменил направление, огонь ушел в сторону от нашего жилья. Позже, глядя на пространство выгоревшей земли, мы поняли, какая нам грозила опасность.

В одну из машин колонны, вывозящей зерно, обязательно должен был сесть кто-то из нас с документами, их нам подписывали на элеваторе. Чтобы заработать больше, водители сутками сидели за рулем и иногда разрешали нам порулить грузовиком. Ехать по ровной степи было несложно, но когда машина колесами попадала в «солончак», ее резко разворачивало, можно было и перевернуться.

Окончание работ отметили обильным обедом на усадьбе совхоза с поздравлениями от прибывших из центра официальных лиц. Значок «Покоритель целины» долго лежал среди памятных мне вещей, потом затерялся. На заработанные деньги я купил часы и подарок маме. Но главным для меня было укрепление моего организма. Я раздался в плечах, накачал мускулы, стал выше, приобрел больше уверенности в своих действиях при сложных внешних условиях.

На Ленинградском вокзале Москвы нас ожидал специальный поезд, но мы отказались ехать, не осмотрев столицу, где многие из нас были впервые. В Москве «целинников» везде встречали как героев. Для нас организовали посещение закрытого тогда на ремонт павильона ВДНХ «Машиностроение», и мы даже смогли посмотреть футбольный матч команд «Спартак» и «Динамо» на трибуне главного стадиона страны. Посетили мы и мавзолей, где меня удивил мощный торс И. В. Сталина. Он лежал в маршальском кителе со многими наградами на груди. В соседнем саркофаге лежало сильно исхудавшее тело В. И. Ленина.

* * *

Я старался не затруднять посещениями мою ленинградскую родню, хотя дядя Миша и тетя Рива проявляли искреннюю заботу обо всех приезжающих членах расплодившейся семьи Простаковых.

У меня сложились теплые отношения с сыновьями дяди, ироничным Леней и добрым Павлом. В то время у них жили две племянницы из Алма-Аты, приехавшие поступать в институт. Когда мы собирались за общим столом, дядя просвещал нас такими изречениями: «Лучше быть здоровым и богатым, чем больным и бедным. Но для этого нужно иметь цель. Без нее нет смысла жизни. Раньше учились, чтобы уметь зарабатывать деньги. Вы учитесь для построения чего-то, когда все будут распределять, а не зарабатывать».

Дядя был известным закройщиком обуви в городе, он годами работал как частный предприниматель, это вызывало подозрения у надзорных органов советского государства. Частное шитье обуви не запрещалось, но было в противоречии с общей системой управления экономикой страны. Если планируется выпуск почти всех материалов и изделий, как учесть и обеспечить работу по частным заказам? Где взять нужные средства для производства того, что не предусмотрено планом? Для этого приходилось как-то использовать государственные ресурсы, а это уже считалось незаконным действием. Такой конфликт между общими усилиями и личными интересами — исторически сложившаяся особенность нашего государства. И сейчас, когда большие средства выделяются для малого и среднего бизнеса, непонятно, для чего и как они будут использованы.

Дядя Миша работал в закутке, отделенном от коридора занавеской. Если приходил осведомленный заказчик, он делал условный звонок. Если был кто-то другой — дядя снимал фартук, закрывал занавеску и говорил с гостем о погоде. Заказчиков у него было достаточно.

Дядя одобрял мою склонность с энтузиазмом делать любую работу, но «бесплатный» труд на комсомольских стройках считал аморальным и предрекал мне неприятности от непонимания «законов жизни».

После смерти отца почти прекратилась и без того скромная денежная помощь моих родителей, передо мной встал вопрос о хлебе насущном. Вначале я работал в ночной бригаде по разгрузке вагонов кускового абразива. Это была тяжелая и опасная из-за травм работа, но платили за нее хорошие деньги. Затем я устроился рихтовать литые детали на заводе, где после всех расчетов получил так мало, что даже стыдно было говорить об этом кому-нибудь.

Я лежал на кровати общежития, когда в комнату заглянул сокурсник Лосев, у которого всегда можно было занять деньги. Он явно понимал «законы жизни», ходили слухи, что занимался «фарцовкой». Услышав о моих затруднениях, Лосев посоветовал пойти работать грузчиком на конфетную фабрику, расположенную недалеко от нашего общежития.

Там, при моем тогдашнем понимании законов жизни, я попал в рай.

До двух часов ночи я привозил на тележке сотни картонных коробок для конфет, а с пяти часов утра, заполненными, увозил их на склад. В промежутке между этим я успевал выспаться на ложе из этих самых коробок. Из мужчин в цехе было лишь несколько инвалидов, на их фоне я вызывал интерес молодых женщин, занятых на большинстве рабочих мест. К этому нужно добавить чаепития со сладостями, ранее мне неизвестными. Чтобы разнообразить сладкое меню из сырья для производства конфет, работники цеха приносили селедку.

При этом мне платили деньги начинающего трудовой путь инженера. Невольно приходило осознание того, что по «правилам жизни» нужно стремиться к легкой работе с возможно большей зарплатой.

* * *

О своем благоденствии я проговорился в общежитии института, и мои отношения с друзьями стали портиться. Это было понятно — их ужин включал булку и соевую конфету. Из сочувствия к ним, я решил пойти на служебное преступление.

На фабрике разрешали до отвала есть сладости, но выносить что-либо категорически запрещалось. За соблюдением этого порядка следили благодушного вида женщины на проходной, занятые беседами ни о чем. Готовясь к проступку, я не раз проходил мимо них с намеренно тревожным выражением лица, и каждый раз отмечал отсутствие у них какого-либо интереса ко мне. Это подтолкнуло к действию. С помощью работницы конвейера я набрал кулек шоколадных конфет, примостил его на голове под шапкой. В зеркале туалета вид у меня был настолько естественным, что я даже весело подмигнул себе.

В проходной, не прерывая разговора, женщина ленивым движением сдернула с моей головы шапку. Я так удивился ее проницательности, что лишь глупо улыбался, не зная, что сказать и наблюдая, как взвешивают конфеты и составляют протокол о хищении. Грозило не только увольнение, но и письмо в институт о моральном облике студента. Этого не произошло, меня пожалела внешне строгая, но видавшая и не такое, заведующая отделом кадров фабрики. Позорящего меня письма не было, но ценную и интересную работу грузчика я потерял.

— В институтах не учат сообразительности, — прокомментировал это дядя Миша, — все сладкие места в стране хорошо контролируются. Тебя сдали те же, кто помогал упаковывать эти конфеты, не надо быть наивным, если решился на плохое дело.

Дядя в это время руководил артелью из глухонемых и доверительно сообщил мне о преимуществах этой