Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно.
— Особое внимание в договоре уделено соблюдению конфиденциальности.
Конечно, если мы не столкнемся с насилием в семье. В этом случае я буду вынуждена…
— Как насчет ножа в бок? — вскидываю бровь.
— Что? — Дина недоуменно моргает
— Допустим, жена воткнула нож в мужа? Ваши действия?
Гнев отходит в сторону, уступая место любопытству. Все видят в Улиточке милую, скромную и зашуганную девочку, а она может удивить неожиданной вспышкой ярости.
— Вызвать скорую.
— Неверный ответ, — цыкаю я.
Минута молчания, и брови Дины ползут на лоб.
— Вы хотите сказать, что Ульяна…
Я в ответ лишь усмехаюсь.
— Довели, — подытоживает Дина и скрещивает руки на груди.
— Вот как?
— И раз вы тут сидите и улыбаетесь, то она вас просто поцарапала, но я считаю, что на мужика бесполезно кидаться с ножом.
— Так, — в ожидании постукиваю пальцами по столешнице. — Очень любопытно, чем вы меня удивите. Сковородкой? Скалкой?
— Никакого физического контакта, — Дина холодно улыбается. — Это самый действенный способ вправить мозги мужику.
— Простите? — теперь я недоуменно моргаю.
— Вы меня прекрасно поняли.
— Подождите… — смеюсь и подношу руку в изумленном жесте к подбородку. — Это такой вы совет дадите моей жене?
— Увольте. Я думаю, что вас уже не подпустят к себе. Я могу лишь догадываться о причинах, но думаю, что взгляд вашей жены будет знаком множеству женщин.
— Вы много болтаете.
— И этот разговор нужен не мне, а вам, Макар. Я бы предпочла подписать договор и заняться вашим сыном, но его время занимаете вы. И вот сейчас я как раз и выступаю третьей стороной в вашем с женой конфликте. И будьте уверены, что если бы озаботились моим наймом раньше, не было бы ножа в вашем боку, — тон официальный и спокойный.
Меня подкупает в Дине то, что в ее глазах нет того осуждения, которое обычно свойственно женщинам, когда они узнают некрасивые секреты о других людях. Она знает, что в каждом из нас есть темная сторона, от которой она не отворачивается, не прячется под презрением и неприязнью.
— Я спал с ее сестрой и у меня есть любовница.
Я должен толкнуть Дину к отвращению и гадливости. С этими чувствами она не сможет работать на меня. Из нескольких звонков ее предыдущим хозяевам я вычленил не только то, что она стерва, но и то, что она довольно тепло относилась к главам семейств. Ей должно быть относительно комфортно с каждым членом семьи, чтобы она задержалась в доме.
— Ну и дурак, — подытоживает она и взгляда не отводит.
— что?
— я могу спросить, зачем на сестру полез, — она хмурится, — однако это придется слишком глубоко копать, а я няня, не психолог Образование у меня, конечно, тесно связано с психологией, но это не мой профиль.
Я хочу одновременно вышвырнуть ее из своего дома и добить откровениями о том, какой я моральный урод. Она должна взорваться в моем кабинете омерзением, закидать меня оскорблениями и попытками воззвать к совести и пристыдить. После она бы кинулась прочь в желании защитить хрупкую крошку Ульяну от мерзавца и деспота. Я жду от нее громкой суеты, но она сидит передо мной спокойная, как многовековая скала, с которой не раз прыгали самоубийцы.
— Я не хочу нанимать вас.
— Я понимаю. Хочется в своем уютном котелке бурлить без посторонних. И вы лукавите. Вы уже приняли решение нанять меня, если не позвонили в агенство и не попросили отозвать меня с возмущениями о том, что к вам явилась хамка.
Ставлю размашистую подпись на двух копиях договора. Поднимаю взгляд и протягиваю ручку Дине:
— Вы сами в наш котелок прыгнете?
Встает, выхватывает ручку и выводит аккуратную подпись.
— Я думаю, что вы хотели того, чтобы Ульяна узнала о ваших изменах, — откладывает ручку, забирает один из договоров и неторопливо выходит.
Глава 23. Разве я так смогу?
— вещи я завтра перевезу, — Дина оглядывает гостевую комнату, которая теперь станет ее, — их у меня немного, — подходит к окну и как бы между делом говорит.
— одна моя знакомая села в тюрьму за убийство мужа.
Разворачивается ко мне и слабо улыбается.
— Несколько ножевых. Адвокат давил на состояние аффекта, что было правдой, ведь она очень милая и доброжелательная женщина, но суд решил иначе.
Я прячу руки за спину и поджимаю губы.
— И она сломала себе судьбу. И не годами заключения, а тем, что ей придется жить с осознанием того, что она лишила человека жизни.
— Он не должен был рассказывать вам этого.
— Тебе повезло, Ульяна, — говорит мягко. — Да, гнев обманутой женщины пропорционален ее любви к мужчине… — замолкает на секунду и говорит, — нет. Я неправильно выразилась. Пропорционален ее влюбленности. Любовь и влюбленность — это все же разные вещи.
Я недоуменно вскидываю бровь.
— Не удивляйся, — она смеется. — Это на волнах влюбленности у нас отключается мозг.
— Если ты сейчас скажешь, что любовь всепрощающая, принимающая и жертвенная.
— Нет. Я скажу то, что любовь женщины к кому-то измеряется любовью к себе, — Дина подходит ко мне и берет за руки, заглядывая в глаза. — Нельзя кого-то любить, если себя не любишь. Влюбиться можно. До порхающих бабочек в животе, до слабых ног и сбитого дыхания, но не любить.
— Я не совсем понимаю, к чему ты ведешь. Ты хочешь сказать, что я должна понять, простить?
— И ты опять делаешь акцент не на себе, а на муже. Кому ты сделала хуже своей истерикой? Ты не ему хотела навредить, а себе, чтобы перебить боль другой проблемой. Упади он мертвым к твоим ногам, его бы измены померкли, стали тусклыми и полной ерундой, ведь хуже измен только смерть так?
Я неуверенно киваю:
— да.
— И что это за глупости? — Дина приподнимает бровь. — Это он изменяет, Уля. И это он совершает ошибки, он ныряет в грязь, он не уважает женщин, а не ты. Его измены не делают тебя хуже или лучше.
— Он меня предал.
— И? Опять он, а где ты?
— я та, кого он обманул
— Ты меня извини, конечно, — Дина хмурится, — но твой муж, кажется, не из тех, кто привык лить в уши речи о вечной любви и преданности.
— Так это я виновата? — я хочу вырвать руки, но Дина крепко меня держит.
— Если бы ты себя любила, то вышла бы за него замуж? Если бы ты была женщиной, которая знает себе цену,
