— Скорее всего табун движется к золотым приискам, — сказал Флетчер. — Там всегда большой спрос на мясо, тропы для перегона скота постоянно используются. Коллинс и его люди отстают минимум на день. Если бандиты так же хитры, как прежде, они останутся на основной дороге, пока их следы не будут затоптаны, а потом свернут где-нибудь и начнут подниматься в горы. Коллинсу удастся отыскать их, если только ему крупно повезет.

— Что насчет Эль Дракона?

Флетчер постарался овладеть собой:

— Он увез Кэрли. Я не сдамся, пока она не вернется. Сейчас мы вернемся в дель Роблес и возьмем подкрепление. Заставим владельцев соседних ранчо присоединиться к нам, захватим провизию и свежих коней. А там что-нибудь прояснится — будем надеяться на это. — Флетчер стиснул кулак. — Клянусь, я не успокоюсь, пока этого негодяя не вздернут на дубе в ранчо дель Роблес.

При этой мысли Флетчер мрачно улыбнулся. Ему уже случалось вешать бандитов. Этот, вероятно, будет не последним.

Флоренсия Нуньес толкнула тяжелую дубовую дверь, вошла в спальню и улыбнулась, увидев, что Кэрли встала с кровати и села на стул.

— Вам уже лучше, да?

Флоренсия принесла поднос с дымящимся кофе и горячими свернутыми лепешками, ее пухлые румяные щеки излучали тепло.

— Да. Гораздо лучше. Я подумала… Я бы хотела одеться. Может, кто-нибудь даст мне на время что-то из одежды?

С отъезда Рамона прошла неделя. Последние два дня Кэрли ходила по дому, к ней вернулись силы, однако она еще не покидала этих стен, сомневаясь, что ее отсюда выпустят.

— Si, конечно, сеньорита. — Кухарка кивнула, и ее полный подбородок затрясся. — Я уже приготовила одежду. Сейчас схожу за ней.

Поставив поднос на комод, она вышла, но вскоре вернулась с яркой длинной юбкой с оборками и поношенной белой крестьянской блузкой. И то и другое Флоренсия положила на кровать, а кожаные сандалии без каблуков бросила на пол:

— Надеюсь, вещи вам впору. Я взяла их у Миранды Агилар, немного укоротила и сузила юбку в талии. Педро изготовил обувь.

— Вы и сеньор Санчес… проявили ко мне большую доброту. — Кэрли не ожидала этого, уверенная, что обращаться с ней будут плохо. — Несмотря на то, что я — пленница дона Рамона.

Флоренсия улыбнулась:

— Вы — особая гостья дона Рамона. Так он сказал.

Особая гостья. Как забавно! Интересно, какой сюрприз преподнесет ей черноволосый дьявол, вернувшись?

— Все равно я хочу поблагодарить вас. Вы заботились обо мне, возможно, даже спасли мне жизнь.

— Это не совсем так. Главное сделал дон. Я ухаживала за вами, но именно дон Рамон вызвал из деревни индейскую женщину. Именно он…

Стук в дверь прервал ее. Флоренсия впустила в комнату двух юношей, которые принесли ведра с горячей водой.

Кэрли взглянула на воду и вздохнула:

— Gracias, сеньора Нуньес. Это просто замечательно!

— Называйте меня Флоренсией. Теплая ванна способна сотворить чудо.

Ванна действительно оказалась чудом. Кэрли даже вымыла голову. Она сидела на кровати, расчесывая их, когда в дверь снова постучали. Девушка подняла голову: в комнату вошел дон Рамон.

К горлу Кэрли подступил комок. Испанец улыбнулся, хотя и не так, как обычно. Такой улыбкой он одарил ее при первой встрече. Девушку охватило смущение.

— Сеньорита Мак-Коннелл, — сказал он, — вижу, вам гораздо лучше.

Кэрли посмотрела на его красивое лицо, и внутри у нее все сжалось. Она помнила, каким холодным и жестоким оно бывает, как безжалостно сверлят порой эти глаза. Девушка не забыла и ту ночь, когда ее похитили с ранчо дель Роблес и заставили проделать тяжелое путешествие через горы. Теперь она знала, чего можно ждать от такого человека. Страх охватил ее. Видимо, Рамон заметил это, потому что улыбка исчезла с его лица.

— Прости. Я не хотел пугать тебя. То, что случилось раньше… было ошибкой. Очень большой. Здесь никто не причинит тебе вреда. Надеюсь, ты убедишься в этом.

Кэрли поднялась с кровати, злясь на себя за то, что проявила слабость, но еще больше сердясь на него за то, что он увидел это.

— Почему я должна тебе верить? Почему я должна полагаться на слова такого человека, как ты?

— Потому что я говорю правду.

Она вспомнила холодные ночи, проведенные в лесу, и то, как безжалостно он заставил ее подниматься в горы. Снова ощутив холодок страха, Кэрли вздернула подбородок:

— Я не верю тебе. Ты — подлый, презренный разбойник и, вероятно, убийца. Какие бы причины ни заставляли тебя заботиться обо мне, они связаны только с твоими эгоистическими планами.

Он не сводил с нее глаз.

— На твоем месте я бы считал так же. Возможно, со временем ты поймешь, что не права.

Кэрли задумалась, все еще не веря ему.

— Если это правда, чем вызвана такая перемена в твоем отношении? Ведь я — та женщина, которую ты презираешь и считаешь повинной в смерти…

— Молчи, это не так. — У него заходили желваки, и лицо его напряглось. — Я совершил ошибку, — тихо признался Рамон. — Не в моих правилах перекладывать на других собственные грехи.

В его глазах появилось выражение, которое девушка уже видела прежде, — искренность и боль. Видимо, он очень страдал.

Кэрли знала, каково терять любимого человека, переживать душевный надрыв, ощущать невосполнимую пустоту. Ее родные умерли. Сестра, отец, мать. Воспоминания об этом причиняли боль. Когда она поняла, что он ощущает такую же боль, ее захлестнула жалость. Но Кэрли подавила ее. Дон Рамон не заслуживает ее жалости и не нуждается в ней.

— Флоренсия говорит, что я твоя гостья. Если это так, то я ценю твое гостеприимство, дон Рамон, но предпочла бы вернуться на ранчо дель Роблес, где у меня много дел. К тому же дядя тревожится за меня.

Он усмехнулся:

— Я никогда не считал тебя глупой, chica, и ты должна понимать, что я не могу отпустить тебя.

— Тогда и ты должен понять, что я твоя пленница, а не гостья. Это не одно и то же.

— Да, если ты смотришь на это так. — Он прислонился к стене. — Тебе позволят ходить по лагерю. Отсюда на ранчо ведет лишь одна тропа, но она охраняется. Сомневаюсь, что ты найдешь дорогу домой, даже если тебе удастся бежать.

Кэрли промолчала.

Рамон пристально посмотрел на нее:

— Я бы изменил ситуацию, chica, если бы мог. К сожалению, время для этого ушло. Здесь есть добрые люди, которые будут обращаться с тобой хорошо, даже дружески, если ты этого захочешь.

— И как долго это будет продолжаться, дон Рамон? Сколько времени ты собираешься держать меня здесь против моей воли?

Испанец покачал головой. У него была сильная шея, а из-под расстегнутого воротника рубашки выбивались вьющиеся черные волосы.