Ситуация в других странах отличается. В Голландии только в 1994 году стало возможным забрать останки, а в Швеции распоряжение останками все еще контролируется. Такое положение иллюстрирует мысль Жана Бодрийяра[129] о монополии жрецов на смерть с сопутствующим ростом власти над живыми.

Герц и кремация

Помня о сказанном, обратимся к трем пунктам концепции Герца, о которых мы уже подробно говорили в главе 1. Основные его идеи: 1) абстрактная проблема отношений между обществом и телом каждого индивида, составляющего его, 2) помещение кремации в более обширный ритуальный контекст и 3) кремация как форма инициации.

Вызов, который смерть бросает обществу, не является сокрушительным именно потому, что существуют ритуалы, убеждающие, что из корректирующего акта проистекает некое символическое постоянство. Старая идентичность разрушена, и это угрожает социальной стабильности, но создается новая идентичность. Хотя тело как макрокосм общества действительно умирает, ассоциированный с ним человек не прекращает существовать из‐за того, что его или ее идентичность трансформируется. В этом трансформированном состоянии человек в качестве предка продолжает символизировать некоторые аспекты целостного социального мира, так же как и один из сонма святых в христианстве. Несмотря на то что Меткалф и Хантингтон[130] характеризуют концепцию Герца как применимую только к Америке, ее все же можно использовать как удачную модель для описания британского опыта с крематориями. Первый цикл ритуалов, относящихся к «влажному» символическому субстрату — телу, состоит из подготовки тела, совершаемой в церкви или в часовне при крематории, и делает акцент на жизни, идентичности и социальном статусе умершего. Видимый ритуальный объект — это гроб, где лежит тело, которое подвергнется гниению. Второй цикл ритуалов относится к «сухому» символическому субстрату — кремированным останкам. Относящиеся к ним ритуалы претерпели примерно в 1980‐х годах значительные изменения, а именно, как было показано на примерах из некоторых крематориев, отход от институционального к персональному захоронению останков, происходивший в более широком контексте перехода от формальных заявлений к сдержанному шепоту, выражающему сокровенные мысли.

Сдвиг в сторону персонального захоронения останков подразумевает, что живущие родственники забирают их и переносят в некое место, связанное с жизнью умершего и значимое для него. В этом случае, например, прах могут развеять на гоночной трассе, площадке для игры в крикет или на реке, где любил рыбачить умерший. Все перечисленное связано с удовольствиями от хобби. Так, например, за последнее десятилетие примерно полдесятка урн в год захоранивается на всемирно известной площадке для крикета «Trent Bridge» в Ноттингеме; обычно захоронение находится рядом с местом, где любил сидеть умерший. Немного иную группу случаев формируют более частые захоронения в местах с красивой природой или в саду у дома самого умершего. Захоронение в этом случае можно интерпретировать как указание на семейную жизнь умершего, как мемориал отношений пары на фоне гораздо более модернизированной жизни в британском городе. Сказанное можно интерпретировать как британскую форму «реализации» социального человека в рамках ретроспективного взгляда на его жизнь. Это противоречит мнению Меткалфа и Хантингтона[131], заявляющих, что в США стремление к реализации отражается в бальзамировании и представлении мертвого как спящего[132].

Обращение с прахом

Со времен появления современных крематориев — с конца XIX века — кремированные останки часто захоранивались в земле, как будто это было захоронение тела; их отвозили в различные места, значимые для умершего, или помещали в специальные здания, называемые колумбариями, вид которых должен был напоминать классические итальянские колумбарии, которые использовали римляне для хранения урн[133]. Один из наиболее интересных примеров в Британии — колумбарий при крематории «Golders Green» в Лондоне, где помещены тысячи останков, включая останки большого числа известных людей, урны с прахом которых часто необычны и отличаются от остальных, например урна с прахом Фрейда. Один из первых колумбариев в США появился в Сан-Франциско в 1895 году[134]. Епископальная церковь также организовала один в Нью-Йорке в 1928 году; не так давно колумбарий был выстроен рядом со входом в действующую церковь в городе Бель-Эйр в штате Мэриленд, символизируя, что и жизнь, и смерть — составляющие христианской веры. Также новый колумбарий на 50 тысяч мест был в 1979 году построен на Арлингтонском кладбище[135]. В Британии в ХХ веке колумбарии становились все менее популярными, хотя эта тенденция и не распространилась на другие страны.

Изобретательность всегда характерна для инноваций в обращении с останками, как, например, в англиканском приходе «Sandal Magna» в диоцезе Лидса[136]. В стремлении обеспечить приток останков они использовали христианский символизм, взяв за основу библейский текст о древе жизни, которое каждый месяц дает плоды, а листья которого служат для исцеления народов (Откр. 22: 1–2), и расположили текст в виде структуры с ветвями, где могут появиться «листья», под которыми и будут захораниваться останки. В структуру также включено полукруглое символическое изображение корней, на котором стоит скамья для посетителей (см. ил. 1).

Ил. 1. Древо жизни, церковь Святой Елены, Sandal Magna, Лидс

Гораздо менее фиксированы и более открыты воображению останки, которые планирует отправлять в открытый космос компания Celestis Corporation, о чем говорится в главе 15, или которые отправляет на хранение в океан калифорнийское общество Нептуна[137]. Гораздо более традиционно Королевский военно-морской флот Великобритании предлагает захоронить останки в море тем, кто состоял у них на службе. Символически рассеивание кремированных останков в таком виде является вполне оправданным, поскольку природные элементы тела возвращаются воде напрямую. Такая практика приобрела религиозный смысл в индийских религиозных традициях, для которых и огонь, и вода имеют большое значение; на Западе эта значимость возникает из всеобъемлющего восприятия или природы как таковой, или мореплавания. Но даже здесь необходима осторожность, поскольку каждая культура обладает собственным подходом к осмыслению символизма жизни. Островитяне, например, почти всегда предпочитают хоронить останки, а не развеивать их, чего можно бы ожидать от людей, часто выходящих в море. Для них идея захоронения в море ассоциируется с негативными эмоциями, связанными с людьми, пропавшими в море, а сама идея контрастирует со стремлением быть похороненным в своем сообществе.