Под нее подделываются одиночные кораллы фунгии (в переводе с латинского это и означает «грибы»). Когда шляпка достигает 2–3 см в диаметре, ножка обламывается. Шляпка, упав на дно, начинает самостоятельную жизнь, а на бывшей ножке вырастает новая шляпка. Таким простым способом этот коралл размножается. Некоторые фунгии вырастают до 30–35 см в диаметре. По цвету они обычно желтовато-охрисгые, а край шляпки нередко розовый. Другие «грибы» похожи на трутовиков, только размеры у них совсем не грибные (они достигают иногда 3–5 м в диаметре). Эти кораллы относятся к роду акронора.

Поглубже, там, куда не доходит волнение прибоя, та же акропора разрастается в нежные ветвящиеся колонии, с виду похожие на елочки или колючий кустарник. Обильно ветвятся здесь и другие кораллы. Некоторые виды приобретают причудливые очертания и напоминают граммофонные трубы с волнистыми краями, огромные воронки, вазы, кубки. Форма других совершенно не поддается описанию. Из роговых кораллов попадается красный органчик, названный так потому, что его тело образует ряд параллельно идущих труб. Все это феерическое скопление живых тел создает необыкновенно красочную картину. Между скромными буро-коричневыми и зелеными массами яркими пятнами выделяются карминно-красные поциллопоры и дендрофилии, кремово-желтые и огненные милле-поры, фиолетовые альционарии (это уже мягкие кораллы) и небесно-голубые солнечные кораллы.

Подводные пещеры и гроты, которых особенно много на крутых склонах рифов, тоже не пустуют. Исследователи океана сравнивают их живое убранство с миниатюрными японскими садиками. Помимо кораллов их стены украшают кустики разнообразно окрашенных мшанок и зелено-бурые гидроиды, мясистые оранжевые и розовые асцидии, пурпурные губки.

Чем глубже, тем более тонкими и изысканными становятся формы ветвистых кораллов, хотя сохраняются и очень массивные столбчатые колонии. На глубине 35–40 м рифостроящие кораллы исчезают, уступая место изящным и все более вычурным колониям с тонкими длинными ветвями. Одновременно начинают преобладать сочные красные и оранжевые цвета, своей яркостью напоминающие картины Матисса. Палитра теплых красных тонов столь богата, что невольно задаешься вопросом: зачем такое обилие оттенков там, где царит вечный сумрак? Разве что расточительная природа готовила сюрприз специально на тот случай, когда исследователь подводного мира разгонит мрак лучом мощного прожектора?!

Но вернемся ближе к поверхности, к свету и дополним рифовый пейзаж последними деталями. Завершают картину подводного сада так называемые мягкие кораллы, актинии и многие другие морские животные. Вот у подножия уступа пышно разрослись огромные лилово-розовые и желтые горгонарии с ниспадающими веерами ветвей, похожих на страусовые перья. В красоте им ничуть не уступают величественно-изящные морские лилии (они относятся к типу иглокожих), горделиво приподнявшие свои перистые лучи. Их таки хочется сравнить с экзотическим папоротником или саговником, которые на лето вкапывают в землю вместе с кадушкой для украшения клумбы. Повсюду натыканы губки всевозможных цветов и оттенков, то в виде чаш или кубков, то в виде широких блюдец и мелких тарелок.

Всего удивительнее, что даже черви, столь невзрачные на земле, на рифах преобразились в красавцев. Одни из них, спрятав свое тело в трубчатые известковые домики, выставили наружу пышные султаны красных или белых щупалец, другие украсили себя частыми пушистыми щетинками, уподобившись мохнатым гусеницам (их поэтому и называют многощетинковыми). О красоте и многообразии морских червей можно было бы написать целую книгу.

Нельзя забывать и об актиниях. То однотонные — пурпурные или изумрудно-зеленые, то двухцветные, с венчиком розовых или фиолетовых щупалец, они похожи на распустившийся цветок хризантемы. Эти одиночные цветы иногда раскидывают свои лепестки на 2–3 м в окружности (такова актиния стоихактис). В общем живые рифы поистине напоминают волшебный сад из сказок Шехеразады!

Совсем иной облик кораллов у прибойной кромки рифа. Здесь вся их жизнь подчинена вечной борьбе с натиском морской стихни. От их способности противостоять разрушительному накату волн зависит существование остальных колоний и рифа в целом. Подсчитано, что при скорости ветра 70 км в час на 100-метровую полосу рифа при каждой волне обрушивается две тысячи тонн воды. Такой титанический удар повторяется пять раз в минуту, или 7200 раз в сутки! А что же сказать о штормах, приносимых тропическими циклонами?!

Чтобы устоять и выжить в таких условиях, кораллам приходится наращивать очень толстый и прочный известковый скелет и придавать ему компактные, обтекаемые формы. Мы встречаем у кромки плотно сросшиеся многоярусные нагромождения, образованные шаровидными или уплощенными колониями поритов, орбицелл, фавитов, массивных мозговиков, колючих галаксей. Скелет некоторых колоний, например акропоры, пронизан порами и напоминает решето. Набегающие и откатывающиеся назад волны свободно проходят сквозь отверстия, не разрушая постройку. На время отлива полипы этих кораллов могут глубоко втягивать свои тельца внутрь колония и переносить непродолжительное обсыхание с поверхности. Отдельные виды (турбинарии, нодобацпи), неспособные втягиваться, строят колонии в форме чаши, в которую запасают воду.

И все же вода и разные организмы частично разрушают край рифа, а волны переносят его обломки дальше от прибойной полосы в сторону берега. Здесь они цементируются коралловым песком, погибшими водорослями, образуя широкую каменистую полосу, почти лишенную живых кораллов. За ней начинается тихая лагуна, у кораллового населения которой свой особый облик. Кораллы, как правило, не образуют здесь сплошных зарослей, а растут отдельными деревцами и кустиками пли просто свободно лежат на песчаном дне. Спокойные воды позволяют отдельным формам образовывать чрезвычайно ветвистые колонии. Кроме уже знакомых нам видов здесь попадаются полушаровидныс эуфилип, достигающие иногда метра в диаметре, ячеистые павоны, причудливо ветвящиеся, словно «оленьи рога», поциллопоры.

Теперь, когда мы в общих чертах представляем себе облик кораллов, не приходится удивляться, что их очень долгое время считали морскими растениями, микроскопические «цветки» которых тотчас же вянут на воздухе. В XVIII веке установили, что мягкое тело полипов — животного происхождения, но образование скелета по-прежнему продолжали считать делом растений. Кораллы стали относить к зоофитам, что в переводе означает «животные-растения». Такой точки зрения придерживались и великие систематики Карл Линней и Жорж Кювье. Истинная природа этих удивительных созданий была раскрыта лишь в середине XIX века.

Любопытна и история самого слова «коралл». Оно происходит от греческого korallion, в свою очередь производного от korax, что значит «крюк». Древнегреческие пловцы-ныряльщики добывали кораллы для знати с помощью специальных крюков, отрывая ими «морские растения», росшие на береговых склонах Средиземного моря на глубине больше 20 м. В течение столетий твердые огненно-красные куски этого «растения», обработанные лучшими мастерами, считались самыми ценными украшениями. За ними и закрепилось название «коралл». Но красный коралл Средиземного моря (его относят к восьмилучевым кораллам), с постройкой Суэцкого канала проникший даже в Красное море, не способен образовывать рифы.

Описывая разнообразные формы коралловых колоний, мы по традиции сравнивали их с похожими наземными растениями. Возможно, читателям, знакомым с кораллами по собственному