Через пять месяцев я сижу на балконе и слышу, как она стонет от удовольствия, возвращаюсь домой и защищаю себя маленькими надрезами на коже. Я пишу его имя лезвием, пишу свое имя, пишу то, что в средней школе писала на доске: «Мелисса + Томас = любовь».

Он никогда не узнает о моей боли, потому что мои глаза — безмолвные собаки, идущие за ним с пеной у рта.

Его счастье мне приятно, потому что оно само по себе — источник моей боли, зла, которое я делаю.

И за это я ему вечно благодарна. Проклятие.

Я проклинаю всех.

Я чувствую, как глист двигается, вползает в мои страхи и становится их королем.

Я все еще очень боюсь темноты, чудовищ в постели, крови, которая может потечь из раковины. Я вижу глаза на стенах, слышу, как руки стучат в пол, волки воют где-то внизу, у холмов.

Красный дом ночью становится черным, его цвет превращается в кровавый, мне кажется, что он — огромная капля крови, плавающая вместе с моими кошмарами.

Даже боль, которую я испытываю, признается мне в таких вещах, в которых не признавалась никогда.

Боль — начало моей жизни, моей фантазии. Чтобы любить, я должна испытывать боль, чтобы причинить себе боль, я должна умереть.

Сколько всего изменилось, мама. Это правда, что жизнь — концентрат многих жизней, которые, если их все суммировать, никогда не дадут тебе удовлетворительного результата.

Мне всего девятнадцать лет, но жизней, которые я прожила, слишком много. Я прожила больше жизней, чем все персонажи моих историй.

Я бросила тебя, бросила любовь, которая еще жива и пульсирует. Я бросила себя.

Мама, я хочу пережить снова то, что уже пережила. Я хочу совершить те же ошибки.

Я сидела целый день, закрывшись в комнате, сигаретный дым заполнил все пространство.

Мои мертвые волосы разбросаны по полу, мои бледные точеные пальцы, мои желтые глаза.

Я думаю о стрекозе Виоле и хочу реинкарнироваться в нее, если я вновь появлюсь в этом мире. Я думаю, что раз она не была частью моей реальности, а частью нашей с Томасом реальности, она существовала на самом деле. Она всегда была и проделала огромную дыру в моей душе, как гусеница в еще незрелом яблоке.

Я сплю, смотрю на себя в зеркало и смеюсь. Смеюсь над собой, над своими призраками, посылаю их в задницу, и они начинают носиться, как сумасшедшие, по всему дому. Они начинают напевать, говорят мне, что я умру. Сегодня ко мне пришла Обелинда и сказала: «Не верь, что ты с этим справишься».

«Я и не верю», — ответила я, глядя в сторону.

Она меньше чем за секунду скользнула в мою кровать и спросила: «Ты знаешь, что с тобой случится потом, ты знаешь, правда?»

«Я составлю тебе компанию в другом измерении?»

«Нет, хуже», — ответила она, и зрачки закрыли все ее лицо; щек, рта, носа больше не было. Только глаза.

«Хуже, моя милая, — продолжила она. — Ты знаешь, что случается с теми, кто умирает от любви?»

Я оставалась неподвижной.

Она коснулась моей ноги, и я закричала от боли, она обожгла мою кожу.

«Что случается?» — спросила я со слезами на глазах.

«Ты будешь вынуждена убить того, кто довел тебя до смерти. Это твой долг, твоя цель».

Я покачала головой, я этого не хотела.

«Нет, милая, ты это сделаешь. Ты это сделаешь, потому что это единственный способ снова соединиться с ним. Теперь ты его демон, и только демоны могут забрать с собой тех, кого они защищают», — сказала она.

«Ты хочешь сказать, что ты этого не можешь сделать?»

«Если бы я это сделала, я бы осталась проклятой душой, а он — свободной душой. Если это сделаешь ты, ты утащишь его с собой, потому что только тебе он будет подчиняться».

«Я не хочу его. Я исчезну навсегда и буду смотреть, как он любит: вот наказание, которое я заслужила», — ответила я.

Она приблизилась ко мне и задышала мне в лицо. От ее дыхания мои мышцы заледенели.

«Глупая, избалованная девчонка. Ты этого сама захотела. Я и другие причиним тебе такую боль, что ты станешь молить нас о жестокой смерти. Мы тебя прикончим».

Когда я была маленькой, то нарисовала на листке бумаги достаточно ровный полукруг. Я изобразила два кружка на концах полукруга, потом написала «любовь» с одной стороны и «ненависть» с другой.

Холодный пол. Наглухо запертые двери и опущенные жалюзи. Погашен свет. Мое голое тело на полу. Ветер над холмами. Дождь. Солнце. Снова дождь. Неделя. Две недели. Три недели. Три дня. Никакого упрека, никакого блага, никакой эмоции. Отсутствие кошмаров. Чувство достижения совершенства и всемогущества. Всемогущество. Всемогущество.

Потом приходит тьма и берет меня за руку.

Что ты делала сегодня? Когда кто-то тебе позвонил в шесть утра и сказал, что твою дочь нашли на полу в агонии и она с радостью ждала смерти, о чем ты подумала? Ты закричала, стала браниться, поддалась смирению? Ты подумала, что у тебя сумасшедшая дочь? Или подумала, что твоя дочь влюблена? Или ты подумала, что верно и то, и другое?

Когда ты полетела на первом рейсе в Рим и потом проехала более ста километров, чтобы найти меня, и когда ты приехала в дом на холме и не нашла никого, только мои волосы на ковре, как звали твою боль?

Какой консистенции была твоя любовь, когда ты смотрела на меня через стекло в двери, а мои запястья были искромсаны и теперь уже зарубцевались, они были вытянуты и подвешены на двух полосках белой ткани?

Какой страх ты почувствовала, когда увидела мои глаза? Когда заметила, что один из них ослеп, он был полон крови, сгустившейся внутри?

И ты ласкала себя моими руками без ногтей?

И где та часть, которую я отдала тебе?

Если она еще внутри тебя, отпусти ее, дай ей полетать. Возможно, однажды она вернется ко мне, и мы проникнем в великое таинство любви.

По многим причинам, разным и непроизносимым, я благодарю: моего пса Буррито, который появился поздно, но не слишком. Симона Кальтабеллота, прибывшего, наоборот, чересчур рано. Ники Судден, Ника Кельмана и Рокко Фортунато. Мартину Донти и Мелиссо, а еще такого долгожданного (но уже родившегося!) Нило. Джульетту и Бенджи, Игнасио и Марио Берга.

Я благодарю также второго главного героя этой книги, хотя, по-моему, ему и так посвящено слишком много времени (и в жизни, и в книге).

пЕпПе и Максимилиано, всегда связанным. Габриэль Ругон, с большим чувством.

А еще спасибо всем, кто меня ненавидит, потому что благодаря им я люблю себя еще больше.