Но это детали. Я понял, с кем мы имеем дело.

А еще с отцом-основателем движения случился один конфуз — а именно, он умер. Конечно, последователи утверждали, что его отравили враги. Но все равно как-то несолидно для святого умереть во цвете лет. Традиционные мусульмане его святости не признавали. И на этот счет тоже существовала фетва: «О том, можно ли считать Мухаммада абд-аль-Ваххаба вали[50]?» Ответ был однозначным: нельзя.

Слава Богу, нынешние короли Аравии заботились более о ценах на нефть, чем о религиозных истинах. А потомков основателя секты Абд-аль-Ваххаба можно было не принимать в расчет, поскольку они давно утратили власть, даже духовную. Короли стали и имамами, и улемами, и кади[51].

Эммануил обещал за нефть все-таки что-то заплатить, и даже вложить деньги в разработку новых месторождений — и это решило дело.

Мы отправились на юг в Счастливую Аравию, и победно прошли по эмиратам до Катара и Бахрейна.

Тогда и раздался первый звоночек. Стало известно, что салафиты, отказавшиеся подчиниться воле короля, собираются в Неджде, найдя приют у одного из бедуинских племен, и туда же стекаются все мусульмане, недовольные властью Эммануила, со всего исламского региона.

Впрочем, стекаться было проблематично. Плоскогорье Неджд со всех сторон окружено песками Нефуда — остров посреди пустыни. Много не соберется. Однако Эммануил погрузил армию на Двараку и перелетел в Неджд. Плоскогорье было захвачено за две недели. Однако это не очень обнадеживало. Судя по всему, часть бедуинов просто оставили его и ушли в пустыню. Эммануил не стал преследовать беглецов. Он торопился. Впереди лежала Мекка. Мы приближались к горам Хиджаза.

Горы пропустили.

Месяц паломничества давно закончился, и в Мекке было относительно безлюдно. Запретная мечеть[52] снаружи напоминала вокзал. Точнее три средних европейских вокзала, поставленных в ряд.

Внутри же походила на стадион. Даже молитвенные коврики выложены по кругу, как трибуны. Вокруг трехъярусные колоннады. Под арками — свет. Как сотни лампад.

Колизей! Только не полуразрушенный, а целехонький и ухоженный, с блестящим мраморным полом, выложенным крупными белыми плитами. В центре — черная Кааба, храм в храме. Золотая арабская вязь по черному покрывалу.

Мы шли по белому мрамору, между рядами красных ковриков, не обращая внимания на косые взгляды немногих посетителей. Эммануил подошел к Каабе и коснулся черного камня.

Был свет, вспышка света. Ее видели все, кто был в мечети. Камень стал белым, тем самым райским яхонтом, которым, как говорят легенды, и был вначале, почернев позже от людских грехов.

Мы еще успели посетить Медину. Эммануил постоял у могилы Мухаммада. Все же он умер, и был похоронен. «Взят на небо» — поэтическое преувеличение. А рядом было приготовлено место для захоронения Исы.

процитировал Эммануил поэму Рэдингской тюрьмы.

Я снова сомневался. В исламском мире Эммануил вел себя слишком прилично для Антихриста. Или я попривык? А что собственно он мне такое сказал? Что не давал откровения Мухаммаду? Так, может быть, это ложное откровение?

Мы полностью захватили Хиджаз в начале марта.

И тогда началось.

Здесь вообще местность вулканическая: черные лавовые горы — лябы, лавовые поля. Но почти тысячу лет не было ни одного извержения.

Это был наш третий день в Медине, точнее возле Медины, куда приземлилась Дварака.

Вначале я услышал гул. Встал. Очень рано. За окном чуть-чуть светлело небо. Пол подрагивал, словно в конвульсиях. Дварака поднималась, но не плавно, как обычно, а рывками. Потом я увидел дым. Черный дым маячил между деревьями. Пожар? Слишком круто для обычного пожара.

Я оделся. Позвонил Марку. В кои-то веки я его разбудил, а не он меня!

— Пойдем, что-то происходит.

Раздался взрыв. Потом еще. С интервалом минут пять, не больше. И появилось еще два дыма. Дварака поднималась все быстрее.

Мы с Марком вылезли на крышу дворца и увидели горы в потоках лавы. Несколько кратеров: на вершине и по склонам. Раскаленные реки шли на город.

Оба мединских вулкана проснулись одновременно. А потом полетел пепел.

Мы были уже высоко. Более тяжелые, раскаленные камни сюда не долетали, но пепел кружился в воздухе и закрывал солнце. Оно поблекло и стало красным. Пепел ложился на белые стены дворцов, скапливался на карнизах и балюстрадах, покрывал белый мрамор улиц. Воздух был полон пепла.

Дварака поднялась еще выше, и под нами зависли черные облака, закрывая город. А с Двараки, как золотые лучи, вырвались четыре дороги, прорезали черные облака и пробили в них туннели, как в скалах, и коснулись земли. Эммануил послал Марию, Филиппа, Матвея и Иоанна к началу этих дорог. Они должны были принять присягу у тех, кто поднимается.

Мы их увидели, толпы, идущие в полупрозрачных золотых туннелях, узких, не более двух метров в диаметре. Люди ступали на летающий остров, только принеся присягу Эммануилу. Те, кто отказывался, падали в пропасть. Я подумал, что можно было бы спасти и всех, без всяких условий.

— Тонок мост Сират, ведущий в рай над огненной пропастью, не толще волоса, и проходят по нему только праведники, Пьетрос.

Лицо Эммануила было вдохновенным. Он улыбался. «Как Нерон во время пожара Рима», — невольно подумал я.

От Двараки отделился еще один золотой туннель. И потянулся на юг почти параллельно земле. И только у горизонта начал загибаться вниз.

«Мекка!» — понял я. Там то же самое.