Зато она занимала собой всю комнату. На ложе вполне могли бы уместиться человек десять поперек. Я представила себе Симбирцева на этом громадном четвероногом матрасе, и он сразу же показался мне взрослым ребенком, нуждающимся в ласке и заботе.

Надо сказать, что босс был в этот вечер очень предупредителен.

Он вошел в роль джентльмена и ухаживал за мной вполне искренне. Так что в его объятиях я оказалась вполне закономерно. Как и следовало ожидать, Леня оказался не Бог весть каким профессионалом в постели, но на четверку вполне тянул. Опять же не могу не отметить тот факт, что к партнеру — в данном случае ко мне — он был очень внимателен и не думал только о себе, как, увы, большинство мужчин в подобных ситуациях: еще один плюс в его пользу.

Я получила то, что хотела, — узнала Симбирцева поближе. Не могу сказать, что можно логически вербализовать эту информацию, скорее нет, чем да. И тем не менее какой-то мой внутренний аналитик уже вовсю обрабатывал мои ощущения и выдавал мне блок вычлененной информации.

— Прямо как в первый раз, — проговорил Леонид, целуя меня в губы, перед тем как рухнуть в сон. — Это было волшебно…

Он повернулся на бок и тут же засопел, прижав колени к груди.

В первый раз…

Интересно, как это было в первый раз у человека, который сейчас лежит рядом?

Что касается моего «первого раза», то я помню это как сейчас.

* * *

Первый раз меня трахнули на выпускном вечере в 1987 году.

Несмотря на бешеную антиалкогольную пропаганду, вчерашние десятиклассники просто не могли не отметить такое замечательное событие и запасались горючим загодя, всеми правдами и неправдами — покупкой водки с рук, использованием чужих талонов на спиртное, визитами к тщательно законспирированным самогонщикам.

Что касается неизбежного и дефицитного шампанского, то эту тяжелейшую обузу взяли на себя родители, и, напрягая сановных и влиятельных знакомых, ящик шипучего напитка с черными этикетками был обеспечен. Но надолго его, само собой, не хватило, и уже через два часа после начала все дружно выставили на столы затаренные запасы и пир начал набирать все новые и новые обороты.

Когда все, включая и родителей, изрядно поднабрались еще во время официальной части, которая плавно перешла от речей и докладов к тостам за здоровье всего состава школы поименно, виновники торжества покинули застолье и оттягивались на танцах.

Атмосфера, что и говорить, была возбуждающей. Полутемный зал, освещаемый яркими вспышками цветомузыки, кровь, бьющаяся в такт партии ударника или плавно перетекающая по жилам во время медленных танцев…

Этот вечер обещал многое. Так получилось, что к нам присоединились и некоторые преподаватели, из тех, что помоложе. Было особенно приятно теперь ощущать себя с ними на равных — и нам и им.

Я танцевала уже третий танец с учителем физкультуры — молодым парнем, два года назад закончившим педагогический. Юрий Владимирович («Можно просто Юра», — тихо шепнул он мне на ухо) сегодня был невероятно красив и казался героем американского боевика.

В то время эпоха видео была в самом расцвете и мы жадно смотрели все подряд, усваивая за месяцы многолетний путь мирового кино.

Понятно, что девять десятых потребляемой кинопродукции было американского производства. Девушки из нашего класса даже разделились на своеобразные группки, предпочитавшие того или иного кумира. Наибольшей популярностью пользовались Шварценеггер, Сталлоне и Ван Дамм. Я запала на Жан-Клода и сейчас не без удовольствия обнаружила, что «просто Юра» чем-то напоминает грустного силача. Или в этом было виновато мерцающее освещение?

Самое интересное, что «просто Юра «почти не говорил. Мы плыли в танце, мягко качаясь на волнах музыки. Наверное, я в тот момент была похожа на мечтательную рыбу — рот полуоткрыт, глаза удивленно моргают.

Все решилось само собой, без слов. Когда напор сладких звуков оказался тягучим, чересчур томительным, мы тихо скользнули за дверь и, держась за руки, быстро спустились по лестнице.

Цокольный этаж встретил нас теплым ласковым сумраком. Юра лишь на мгновение выпустил мою руку и, быстро нашарив в кармане ключ от гимнастического зала, отпер единственную в этом крыле здания дверь.

Теперь перед нами простиралось огромное пространство, освещенное лишь полной луной и желтоватым фонарем, свет которого бил в дальнее окно. Издалека сверху доносились звуки музыки, как будто сквозь плотную толщу воды в подводное царство.

Вспоминая об этих минутах впоследствии, я не раз удивлялась: как мне не бросилась в глаза явная пошловатость ситуации?

Терять невинность с помощью физрука на матах в гимнастическом зале! В изрядном подпитии! Во время выпускного вечера!

Но реальность была столь пленительной, что заглушала все аргументы «против».

Кожаные маты оказались удобными и теплыми, мягкими и податливыми, тело Юры ловким и нежным, а музыка, доносившаяся с верхнего этажа, ненавязчиво задавала нам нужный ритм. Кажется, это был «Modern Talking». И с тех пор я не могу слышать эти песни без улыбки…

Тот вечер сохранил для меня удушающий аромат сирени и запах чего-то еще — вязкого и сладкого. Этот запах ни разу не попадался мне в дальнейшем, а тогда мне пришло в голову сравнение с лунной пыльцой. Смешно, конечно, что и говорить. Но странно было бы ожидать рассудительности от романтической особы шестнадцати лет от роду.

* * *

Немного отодвинувшись и поправив волосы, я улеглась повыше. Рука, опустившись на пол, нашарила что-то твердое и ребристое.

Я подняла этот предмет, оказавшийся книгой, и, поднеся к глазам, раскрыла наугад.

«Волшебники — это видящие. Что значит для них „видеть“? Это значит видеть реальность в целом, а не во множестве отдельных ее частей.

— Ты всегда был волшебником? — спросил мальчик Артур.

— Как я мог им быть всегда? — ответил Мерлин. — Когда-то я бродил, подобно тебе, и все, что я видел, глядя на человека, это была форма из плоти и костей.

Но со временем я начал замечать, что человек живет в доме, который служит продолжением его тела, — несчастные люди с беспорядочными эмоциями живут в грязных домах, счастливые и довольные живут в опрятных домах.

Это было просто наблюдением, но после того, как я немного подумал над этим, я, глядя на дом, уже многое знал о живущем в нем человеке.

Потом моя способность видеть расширилась. Когда я смотрел на человека, я не мог не видеть его семьи и друзей. Они тоже служат продолжением человека, и оно многое говорит мне о том, кто этот человек на самом деле.

Потом я стал видеть еще больше. Я начал видеть то, что находится под маской внешнего вида. Я видел эмоции, желания, страхи и мечты. Конечно, все они тоже являются частью человека, если у вас есть глаза, чтобы их увидеть…»