– Ваше благородие! – подвывая на последнем «е», затянул снизу добровольный его адъютант, сынишка садовника. – Привокзальные казармы накрыло и плужный двор, там, где пушки ремонтировали!

«Когда успел обернуться? Поди, совсем загнал последнего графского скакуна, паршой избежавшего мобилизации, – невольно улыбнулся-хмыкнул Вадим и тотчас помрачнел снова. – А ведь босяк самую суть докладывает, в пример иной деревенщине, посланной в дозор. Эвакуационные казармы, где время от времени скапливается до роты конвоя, мастерские инженера Вульфа, некогда починявшего немецкую сельхозтехнику – там, и впрямь, ремонтировали давеча станки двум полковым пушечкам. Сам был там на днях, лудил для Кирилла выхлопную трубу. Кирилл! Его же могут подбить по возвращении, если бои будут в городе…»

Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять тактический замысел неприятеля. Прицельная, явно по данным разведки, бомбардировка самых незначительных военных объектов, щадившая самый из них главный – железнодорожный узел, – означала только одно: как раз он-то немцу и нужен. В целости и сохранности. Значит, жди кавалерии.

«А Кирилл всё не возвращается…» – Вадим рискованно съехал по прелой соломе до края крыши, упёрся подошвами сапог в лестницу и посмотрел на госпитальный двор.

Картина спешной эвакуации, после сделанных выводов, его не удивила. Должно быть, мальчишка успел доложиться и начальнику госпиталя, старшему врачу Бламберу, и тот распоряжается теперь, стоя на ступенях парадной лестницы, точно городской проконсул:

– Алевтина, грузите только тазы и мыло! Не надо в узлы! Немец далеко. Диверсия это малыми силами. Не сегодня так завтра отобьёмся! – это уже в полный голос и явно для всех подчиненных, мечущихся с госпитальным скарбом меж фургонов и телег обоза, с патетикой: – Так что без паники, господа! Аркадий Сергеевич, там земская школа есть. В неё оборудование операционной и процедурной. Трофим, Трофимовна пусть своим ходом идёт! Зачем свинью в телегу? Всё одно не усидит, она ж у тебя шалая. Арина Карловна, лежачих, кроме инфекционных, кого куда. Кого куда по домам. Сортировать после…

Отходить, видимо, собирались согласно эвакуационному плану, не далее Миткова – загородной деревеньки верстах в трёх от города, чтобы не отрываться от железной дороги. Разумно. Особенно если верить, что станцию германцу никто не отдаст. Однако…

«Вопрос. Если с Киркой ничего не случилось и он жив, здоров, и только увлёкся преследованием, то найдёт ли он их? Кажется, никто не посвящал его в план резервной дислокации. Значит, надо, – Вадим, рискуя свалиться от головокружения, покрутился вокруг самоё себя на верхушке шаткой лестницы, осмотрелся: – Надо ждать. Прошло немногим больше часа. С полным баком, Кирилл говорил, у него – на всё про всё – четыре часа полётного времени. Значит, сейчас отправить Арину в тыл, а самому дождаться возвращения Кирилла. Где она, кстати? Пошла собираться, что ли?..»

Вадим слегка удивился, не увидев девушки под лестницей. Уверен был, что Арина едва ли решилась бы оставить его на крыше, куда и пускать-то не хотела: «Ты и на земле хорош кавалер, если только под ручку гулять!»

Но не успела разыграться непрошеная изжога досады, как…

– А т-тэ… ты чего ждешь? – обнаружил Иванов (первый) Арину, как ни в чём ни бывало протиравшую исподней стороной белого фартука очередное палое яблоко.

Стояла за створкой амбара, где этих яблок, как поросятам, по всему полу рассыпано.

Стараясь сдержать самодовольную улыбку, Вадим продолжил:

– Т-тэ… ты должна со всеми уехать, и ждать, пэ… пока мы…

Не дожидаясь, пока он закончит, Арина глянула на него исподлобья, но озорно, с синей искоркой в глазах, и отрицательно покачала головой – медленно и выразительно.

– И не мечтай!

Мнение политика

…Ликвидация ближневосточного вопроса теперь представляется неизбежной и неотложной. Ещё в 1909 году пишущему эти строки пришлось поддерживать турок на международном парламентском конгрессе в Берлине, когда они отстаивали сохранение статус-кво в Проливах.

Пока там оставалась слабая Турция, Россия могла ждать, и единственной задачей её было – добиться для самой себя свободного прохода военных судов через проливы. Теперь, когда на Константинополь вплотную надвинулась угроза германского фактического завоевания, ни ждать, ни суживать значения вопроса уже больше нельзя.

Никогда ещё в нашей истории обстановка для полного разрешения вопроса в нашем смысле не была так благоприятна.

Никогда борьба за Константинополь и проливы не стояла в такой очевидной связи с мировыми стремлениями Германии, затрагивающими так глубоко интересы наших союзников.

Судьба этой войны решится на востоке не только для нас, но и для них. Если же она останется нерешённой, это будет равносильно, при сложившихся обстоятельствах, решению войны в пользу Германии.

П. Н. Милюков

Кирилл

Аэроплан немца горел с хрипом, рёвом и треском – весело, как костёр деревенских ребятишек, посланных в ночное, без скупости и рачительности. Языки пламени рвались кумачовыми лоскутами. От жара воздух вокруг дрожал и переливался, как золотистое стекло гравированного фужера.

Кирилл вынужден был прикрыть лицо локтем.

Впрочем, праздник обещал быть недолгим. Уже почернел и коптил остов хвоста с отвисшей рулевой лопастью, почти рассыпалась алыми волокнами фанера фюзеляжа и, точно тайное письмо, растворялось в багрово-чёрной бессмыслице – пламя выедало ткань крыльев с чёрными крестами. Поводом для веселья оставался только промасленный мотор, сто лошадей которого горели синим пламенем посреди оранжевого вихря над бензобаком.

Клеевой, машинной и керосиновой копоти хватало, чтобы нельзя было определить по запаху – не превратился ли германский пилот в жаркое? В гнезде кабины его вроде бы и не видно было, – уже догорала.

«Не превратился…» – убедился Кирилл, зайдя с другой стороны.

И сунул «маузер» в кобуру, хоть и не стал защёлкивать фанерную крышку – мало ли, тело лежало метрах в десяти от горящего аэроплана, а значит, вряд ли его могло так далеко выбросить взрывом бензобака, тем более, ударом о землю.

И потом – «Taube Rumpler», по техническому описанию, двухместный самолёт. Пока что второго пилота Кирилл не видал, да и знал, что нередко, чтобы прихватить бомб побольше, место второго пилота немцы переделывают в такой себе бомбовой ящик. Модификаций у них было практически столько же, сколько и типов самолётов – раз-два, и обчёлся. Но как на этот раз?

Да всё равно, чем чёрт…

Это был первый противник, которого Кирилл видел вот так – воплощённым в мясе и крови. Лежал ворохом чёрного опалённого тряпья, и кровь была спекшейся на согнутом рукаве, прикрывавшем голову, и мясо подкопченным в прорехе на рукаве, – кожаная пилотская куртка прогорела, но сама собой потухла, только сизые дымки курились по краям лилово-багровой язвы.

– Ну что, отлетался, «Голубь»? – пробормотал Кирилл, присаживаясь подле трупа на корточки. – А кто тебе виноват? Это не я,