Отчаянно желая размять онемевшие ноги и еще более отчаянно желая покинуть гнетущую атмосферу экипажа, Пен распахнула дверцу и спрыгнула на землю, прежде чем Паоло – их новый кучер – успел подать ей руку. Сама того не желая, она взглянула на Кэмдена, ожидая увидеть на его лице привычное осуждение, однако выражение его бдительных зеленых глаз удивило и даже отчасти обеспокоило Пенелопу. Будь на его месте другой мужчина, она расценила бы это выражение как проявление некоторого интереса. Но ведь Кэм относился к ней как к некой неприятной обязанности, не так ли? И все же от его оценивающего взгляда Пен сделалось не по себе – как если бы кто-то провел по ее руке ледяной ладонью.

После нескольких недель путешествия по ухабистым дорогам Кэмден уже не казался образчиком британской мужественности. Его галстук загрязнился, одежда помялась, а сапоги покрылись толстым слоем грязи. А еще он выглядел усталым, хотя и делал вид, будто ему абсолютно чужды обычные человеческие слабости. Кроме того, он казался сейчас ужасно одиноким. Возможно, именно поэтому голос Пенелопы звучал почти дружелюбно, когда она спросила:

– Кэм, ты идешь внутрь?

Паоло уже исчез за дверью, и Кэмден с обычной холодностью посмотрел на свою спутницу.

– Да, конечно, – ответил он. Да и голос его звучал как обычно – холодно и пренебрежительно.

Пенелопа с трудом подавила вздох разочарования. Увы, их легкое дружеское общение осталось в далеком прошлом. Но ей ведь следовало этому радоваться, не так ли? Менее всего ей хотелось бы регулярно получать напоминание о том, каким замечательным другом был когда-то Кэмден Ротермер. Но взывать к здравому смыслу довольно сложно, когда проводишь так много времени со сварливым аристократом на бесконечной дороге в ад.

– Тогда идем быстрее. Я замерзла, – проворчала Пен.

Мрачная улыбка тронула губы Кэма, когда он вышел из экипажа и протянул Пенелопе руку.

– Как прикажете, миледи.

Девушка со вздохом взяла герцога под руку. Присутствие этого мужчины казалось настоящей пыткой, не прекращавшейся ни на секунду. С годами образ Кэмдена немного померк и превратился в слишком уж идеализированное воспоминание. Настоящий же Кэм оказался более сложным… и более интригующим.

В этот момент перед ними вновь возник Паоло; на его круглом добродушном лице была тревога.

– Милорд, миледи, возникла проблема, – сказал кучер.

Немного удивленная этим сообщением, Пен повернулась к человеку, которого научилась уважать за его способность выпутываться из любых ситуаций – даже, казалось бы, безвыходных. Кэмден поступил по отношению к ней крайне неуважительно, уволив труса Джузеппе без ее разрешения. Но зато он где-то откопал такое сокровище, Паоло, и за это можно было кое-что ему простить.

– Что случилось? – спросила Пенелопа.

– Непогода разрушила половину гостиницы, так что для ночлега пригодна всего одна комната, – ответил кучер.

– Это совершенно неприемлемо, – проворчал Кэм, а перед Пен тотчас же возникли кошмарные видения.

Паоло пожал плечами, и на его лице отразилось вполне понятное замешательство. Кучер ни разу не выказал удивления, когда его хозяева снимали отдельные комнаты, – очевидно, он принимал это за эксцентричность британской аристократии. И все же в случае необходимости супруги могли бы разделить одну комнату, не так ли?

Ведь ехать дальше в такую холодную февральскую ночь не представлялось возможным.

– Мы поедем дальше, – решительно заявил герцог.

Перспектива оказаться в пути в такое ненастье заставила запротестовать даже обычно невозмутимого Паоло.

– Signore, следующая деревня в десяти милях отсюда, за горой. А ночью ожидается сильный снегопад.

– Но если мы запряжем свежих лошадей…

– Кэм, мы не можем сейчас отправиться в путь, – перебила Пенелопа. – Это очень опасно.

– Пен, где же твоя смелость? – Его светлость пристально посмотрел на свою спутницу. – Ведь ты недавно собиралась отправиться в путь по ледникам в гордом одиночестве…

Пенелопа поморщилась. О, как же ей сейчас хотелось сунуть Кэма головой в сугроб! Решив, что спорить с ним бесполезно, она обратилась к Паоло.

– Что ж, если в гостинце свободна всего одна комната, то мы ее берем. Спасибо за заботу.

Паоло покраснел от удовольствия.

– Grazie, миледи!

– Зайдемте внутрь, мадам? – вполголоса произнес герцог. – Я-то думал, вы ни за что не согласитесь остаться здесь на ночь.

Бросив на него пылавший гневом взгляд, Пенелопа заявила:

– Было бы глупо ехать по сугробам в такую погоду.

– Ночевать в одной комнате – не менее глупо, – ответил Кэмден.

– Ты мог бы переночевать в общем зале, – заметила Пенелопа с ехидной усмешкой.

– Или ты, – буркнул Кэм.

К счастью, в этот момент к ним вышел хозяин гостиницы, так что Пен была избавлена от необходимости отвечать на провокационное заявление «супруга».

После на удивление вкусного ужина Кэм поднялся по дубовой лестнице в единственное пригодное для проживания помещение в гостинице. До сего момента это заведение превосходило по качеству обслуживания все остальные.

За исключением одного малоприятного обстоятельства – наличия одной-единственной комнаты.

Несмотря на угрозу заставить Пенелопу ночевать в общем зале, заполненном людьми – ведь Паоло оказался прав насчет грядущей метели, – Кэм не собирался лишать ее удобств. В результате чего оказался в весьма затруднительном положении.

Герцог проверил, так ли сильно повреждены остальные комнаты, как утверждал хозяин; когда же он понял, что ночевать в них действительно невозможно, то решил провести ночь в общем зале. Но там оказалось слишком уж людно. К тому же его нежелание делить комнату с женой пробудило бы ненужное любопытство даже в этой богом забытой деревушке. Путешествующие англичане и без того привлекали к себе слишком много внимания, а уж муж-англичанин, отказывающийся спать с собственной красавицей-женой, и вовсе стал бы притчей во языцех.

Ирония состояла в том, что Кэм отдал бы руку на отсечение за право спать в одной постели с Пенелопой. В полном отчаянии герцог попытался сосредоточиться на мыслях о леди Марианне Ситон. Он еще не сделал ей официального предложения, однако его интерес не остался незамеченным самой вышеозначенной леди и всем высшим обществом. Так что никто не удивился бы, если бы по возвращении в Лондон Кэм попросил у маркиза Бейлдона руки его дочери.

Однако во время путешествия с Пен сохранять воспоминания о леди Марианне было не так-то просто, и теперь ее лицо представлялось Кэмдену какой-то расплывчатой тенью. Единственным лицом, постоянно возникавшим у него перед глазами, было лицо Пенелопы, черт бы ее побрал! И черт бы побрал его стремление оберегать ее. Собравшиеся в общем зале путники выглядели крайне усталыми, но все же среди них вполне могли оказаться злоумышленники. Именно так размышлял Кэм, поднимаясь на второй этаж.