июня 1941 год… Разразилась война, нас для окончания учёбы срочно решили вывезти из Москвы в Рязанскую область, в город Тума, в котором как раз располагалось авиаучилище.

Я подал заявление об уходе с производства и с аэроклубом выехал в Туму. Через три месяца, успешно закончив обучение, получил удостоверение лётчика-пилота четвёртого класса. Меня направили в Армавирскую военную авиационную школу пилотов (АВАШП).

По прибытии нас, юнцов, «обкатали» на самолётах «УТИ-4» – это двухкабинный самолёт «И-16».

Шло время. Мы снова изучали теорию полётов, материальную часть самолёта, тактику ведения воздушного боя и часто ходили в караулы, занимались шагистикой.

А война, кровавая, беспощадная, разгоралась с каждым днём всё больше и больше: враг был коварен. Родина наша истекала кровью, палач приближался к Москве, а мы всё ещё не получили самолётов, не летали, так как самолёты шли только на фронт: их там очень не хватало.

В конце 1941 года пришёл приказ маршала Тимошенко, чтобы из нашего училища отправить на Крымский фронт в Махачкалу шестьсот человек курсантов в пехотные войска. А ведь мы уже были готовые пилоты, имели свидетельства!

Когда собрали всех курсантов и зачитали приказ, сказали:

– Желающие драться с фашистскими извергами, два шага вперёд!

Весь строй шагнул вперёд. Вместе со всеми стоял и я. Нас всех отправили в пехотную часть.

Учитывая то, что мы уже имели военную подготовку, умели стрелять, ползать по-пластунски, нас учили недолго, где-то двадцать-двадцать пять дней, и, вручив нам оружие – винтовки образца 1918 года, гранаты и патроны – отправили эшелоном на Крымский фронт.

Из города Махачкалы далее двигались быстро, доехали до Новороссийска всего за два дня. Выгрузились, а тут до фронта рукой подать.

Помню, прямо с марша нас бросили в атаку на наступающих фашистов.

Уцелело тогда нас мало. Каким-то чудом остался в живых и я.

…После неудачной атаки мы, оставшиеся в живых несколько человек, влились в 57-й стрелковый полк 417-й дивизии и продолжали воевать с наступающими частями Майнштейна.

Бои показали преимущество немцев в людском составе, в технике, особенно, в авиации. Немецкая авиация полностью господствовала в воздухе. Не давала нам подвезти ни боеприпасы, ни питание, ни что-либо другое.

Как-то, изрядно проголодавшись, мы, солдаты, нашли немного сухарей на разбитом авиацией грузовике. И, самое главное, – пулемёт «Максим», бывший в употреблении, с запасом патронов. Я, естественно, взялся за технику, быстро его освоил и стал пулемётчиком. Со мной было трое солдат: двое – подносчики патронов и третий из них помогал тащить пулемёт.

Наступал май 1942 года.

Нас фашисты прижали почти к самому городу Керчь.

Последний приказ командира роты: нам троим, по возможности, надо было задержать наступающих немцев, чтобы рота могла по небольшому оврагу отступить на подготовленные позади нас новые рубежи обороны.

Приказ, есть приказ. Мы развернули «свой» «Максим» в сторону наступающих немцев и приготовились к бою.

Погода стояла прекрасная. Южная теплынь. Небо синее-синее, глубокое, как море. Вокруг нас на зелёном «ковре» цвели удивительно яркие, красивые розовые, красные и жёлтые тюльпаны. Как будто и не громыхала рядом война и смерть не подстерегала нас на каждом сантиметре неба и земли, ежесекундно готовясь забрать чью-то молодую жизнь.

Я, помню, ребятам сказал:

– Вот и венков не надо: кругом живые цветы. Вокруг какие тюльпаны цветут!..

Фашисты шли во весь рост, выставив вперёд автоматы. Это были «живые» наступающие цепи.

Справа от нас по асфальтированному шоссе шли немецкие танки. Определив расстояние и установив прицел, я открыл огонь по первой шеренге немцев. То ли с испугу, а, может, всё-таки достала моя очередь, но первая шеренга упала.

Вдруг «Максим» замолчал: что-то заело!

Я приподнялся над щитком и увидел в стволе застрявшую оторванную головку патрона. Хотел следующим патроном достать эту головку, но не успел. Фашистские снайперы, которых сбрасывали на парашютах впереди наступавших немецких войск, своим выстрелом меня «отключили». Я, потеряв сознание, упал.

Как мне потом рассказали, два оставшиеся в живых солдата положили меня на шинель и поволокли в овражек. Пронзившая острая боль от удара головой о камень привела меня в чувство. Я оклемался, не сразу понял, что ранен. Солдаты, потащили меня дальше, подхватив под руки, и так мы выбрались к нашей роте. Рота заняла уже подготовленную линию обороны. Мы спасены!

Откуда-то привели лошадь. Меня и ещё одного солдата, раненого разрывной пулей в обе ноги, посадили на лошадь. Мы, как потом выяснилось, через минное поле счастливо добрались до первого перевязочного пункта. У меня оказалось тяжелое пулевое ранение правой стороны груди.

Так я очутился в госпитале города Кисловодска. После нескольких операций извлекли из моей груди немецкую пулю и подарили «на память». Война – не до «сувениров»: потерял её.

…Я стал приходить в себя потихоньку и тосковать: ждал писем от Юлечки, девушки, с которой познакомился накануне войны, – а их не было. Невыносимо тяжело было на душе, так как не знал, жива ли она… Стал писать на все фронты, искал её. Она была медсестрой, постоянно находилась в опасности. Понимал, что не раз пригибалась и кланялась земле, ползала, подбирая раненых солдат. Всё понимал и тем паче волновался, боялся за её жизнь.

По излечении стал просить комиссара госпиталя направить меня снова в АВАШП для окончания учёбы, а меня собирались отправить опять в пехотные войска. Доказывал ему, что я пилот, вожу самолёт «ПО-2»:

– Вон женщины и девушки воюют на «ПО-2», а меня в пехоту, – почему? Я могу принести больше пользы там, где пригодятся мои знания!

Долго не сдавался комиссар. Приказ! Но всё-таки, не выдержав моего напора, сказал:

– Ладно! Дам тебе документ для направления в АВАШП. Но если ты не пройдёшь комиссию, вернёшься ко мне, и тогда уж я точно отправлю тебя в пехоту!

Медкомиссию я прошёл, меня оставили в школе. Направил, конечно, соответствующее письмо комиссару госпиталя с сообщением о том, что я стал курсантом авиашколы.

Опять учёба, опять муштра, опять… а техники всё нет и нет.

Наша АВАШП перебазировалась в Узбекистан, в город Андижан.

Я успешно закончил переобучение по управлению истребителем «ЯК-9». Снова рвался на фронт. Как москвич, был направлен в ПВО города Москвы, куда я и прибыл в начале 1943 года.

Пройдя обучение в полку на английском истребителе «Супермарин Спитфайер», я начал выполнять боевые задания.

Вместе с командиром звена РЯЖЕНЦЕВЫМ мы отрабатывали полёты парой, то есть двойкой – основной боевой единицей в то время.

Во время одного из таких полётов нам встретилась тройка «Мессершмиттов-109».

Закрутилась карусель! Удалось сбить один немецкий самолёт, остальные удрали, а мы, поднявшись