Как здорово было сюда приходить! У Дункана все начиналось тогда, когда в других местах заканчивалось. Разговоры велись часами, и одна из ночных посиделок завершилась появлением пожарной команды.

Вылетевшая из камина искра упала на деревянные доски пола, повалил дым. Но никто не был в этом виноват, как подтвердил уже позже брандмейстер, выпивая на кухне стаканчик виски, а потом и еще один, и еще. В итоге вся компания грянула хором: «Мой братец Билл – пожарный славный, он много раз тушил пожары». А потом, когда команда из шести человек двинулась к лестнице, кто-то из них крикнул, что этот пожар на Рутланд-сквер был «высший класс». А другой, предложивший Изабелле руку и сердце, а после с огорчением вспомнивший, что женат, спускался в своем сверкающем шлеме вниз по ступенькам и все махал на прощание.

Дверь открылась. Войдя в клуб, Изабелла поднялась на второй этаж в курительную – комнату в форме буквы «Г», служившую местом всеобщего сбора. Это было высокое светлое помещение с двумя окнами от пола до потолка, выходящими прямо на площадь и сквер с деревьями, и еще одним, в задней стене, откуда открывался вид на конюшни за Шэндвик-плейс. Тут было два камина, рояль и ряд обитых кожей удобных скамеек со спинками, напоминавших сиденья в старомодном зале парламента какого-нибудь забытого богом уголка Британского Содружества.

В курительной Клуба искусств почти всегда устраивались какие-нибудь выставки. Нередко выставляли своих: ведь многие из членов были художниками. Вот и сейчас здесь развесили работы одного из них. Прихватив буклет, Изабелла принялась за осмотр. Здесь были камерные портреты и небольшие жанровые акварели. Большинство изображенных она узнавала в лицо: сходство с моделью впечатляло. Вот лорд Проссер, замечательный, яркий человек, изображен на фоне Пентландских холмов. Улыбающийся Ричард Демарко днем, в пустом театральном зале.

А вот и еще портрет: полотно занимает огромный кусок стены над роялем и словно гордится своим величием. Изображен актер, с которым Изабелла знакома, хоть и не близко, человек широко известный. Усмешка полна самодовольства, губы кривятся, весь воплощение высокомерия. Способен ли он угадать это в портрете, задумалась Изабелла, или давно уже видит себя не так, как окружающие? На предпоследнем Бернсовском обеде, здесь, на первом этаже, бывший глава Шотландской церкви в сентиментальном порыве вспомнил слова поэта: «И дай нам, Господи, дар видеть себя такими, как другие видят».

– Верно схвачено, – раздалось у нее над ухом. – Такой он и есть, вы согласны? Передана самая суть! Посмотрите на брови.

Изабелла обернулась: это был Иан.

– Говорите потише, – сказала она. – Ведь он, скорее всего, член клуба.

– Слишком скромно для него. Нет, он состоит теперь в Новом клубе.

– Взгляните лучше сюда. – Изабелла указала на другой портрет. Мужчина, сидящий в своем кабинете. Одна рука – на стопке книг, другая лежит на раскрытом блокноте. За окном холм, покрытый рододендронами.

– Да, это совсем другой человек, – подтвердил Иан. – Я с ним знаком.

– Вот как? – удивилась Изабелла. – Я тоже. Они вместе стояли перед портретом. Изабелла наклонилась, чтобы получше разглядеть живопись.

– Не правда ли, это удивительно, как на лице отпечатывается пережитое? – произнесла она. – Мысли, поступки – все проявляется. Когда дубеет кожа, скажем у австралийцев, это понятно. Когда неумеренное чревоугодие утяжеляет подбородок – тоже. Но как оставляет свой след благородство или, скажем, корыстолюбие? Особенно во взгляде. Как могут глаза быть настолько разными?

– Все зависит от того, что мы читаем в лице, – ответил Иан. – Не забывайте, что разговариваете с психологом. А нам нравится смотреть на вещи подобным образом. Общее впечатление складывается из множества мелких черточек-сигналов.

– И все-таки как внутренние свойства проявляют себя в физическом облике?

– Очень просто. Злость, недовольство – насупленные брови. Решимость – стиснутые зубы.

– А интеллект? В чем разница между лицами мыслящего человека и того, кто не утруждает себя раздумьями? Только, пожалуйста, не говорите, что разницы нет. Она есть.

– Живость и любопытство к миру, – отозвался Иан. – Вы не найдете их на бессмысленной физиономии.

Изабелла снова вгляделась в благородное лицо, помедлила и перевела взгляд на самодовольное. Прежде люди верили, что добродетель выше гордыни. Теперь – нет. Гордец может теперь бахвалиться безнаказанно, потому что никто не противостоит ему и никто уже не считает самодовольство грехом. Вот основа культа знаменитостей, подумала она. Творя себе из них кумиров, мы питаем их тщеславие.

Они прошли вниз, в столовую, и выбрали один из столиков в глубине залы. Два больших круглых стола постепенно заполнялись обедающими. За одним председательствовал журналист из «Скотсмэна», бывавший в клубе три раза в неделю, за другим разместилась группа юристов – все явно под впечатлением какого-то несчастья.

– Спасибо, что пришли, – поблагодарил Иан, наливая ей минеральной воды. – Ведь я всего лишь незнакомец, случайно заговоривший с вами несколько дней назад.

– Это вы так считаете, – ответила Изабелла. – Я знаю о вас порядочно.

– Откуда? – удивился он.

– Вы сами назвали мне свою профессию. Я позвонила приятелю-психологу и выяснила все, что нужно.

– Что же именно?

– Что у вас прекрасно шли дела. Что вам уже готовы были предложить кафедру здесь, в Эдинбурге. Что вы много публиковались. Пожалуй, всё.

– А я тоже знаю о вас кое-что, – рассмеялся он.

– Естественно. Шотландия – это большая деревня, – вздохнула Изабелла.

– Именно, – подхватил Иан. – Но ньюйоркцы говорят то же самое о Нью-Йорке. Да и вообще похоже, что мир стал одной огромной деревней.

Эта мысль заставила Изабеллу задуматься. Ведь если мы теперь жители глобальной деревни, границы нашей ответственности неизмеримо расширились. Люди, умирающие от нищеты, больные, обездоленные – наши соседи, даже если живут далеко. И это меняет все.

– Я расспросил о вас нашего общего друга Питера Стивенсона, – продолжал Иан. – Он знает буквально все. Так вот Питер сказал мне, что вы… ну, словом, рассказал, кто вы. Сказал, что вы любите добираться до сути.

– Он очень вежлив. Другие просто сказали бы, что я излишне любопытна. Или даже что сую нос куда не надо.

– Разве интерес к людям – недостаток? Мне тоже любопытно все, что делается вокруг. Люблю поразмышлять о том, что спрятано под поверхностью.

– Только там не всегда что-то спрятано. Часто одна поверхность и есть.

– Верно, но не всегда. Вспомните о портретах, на которые мы только что смотрели: за каждым из них много кроется. Нужно только во всем разобраться. Пойти по следам Джона Бергера. Читали «Способы видения»? Эта книга переменила мой взгляд на вещи. Полностью.

– Она попала мне в руки довольно давно, – ответила Изабелла. – Действительно, словно снимает с глаз завесу.