– А, это просто: вам мой знакомый говорит одно, мне – другое. Он зачем-то хочет нас поссорить.

– А что он вам обо мне говорит?

У меня вырвался смешок: этому типу, оказывается, ничто человеческое не чуждо! Ему не все равно, кто и что о нем говорит!

– Сказал, что вы контужены и списаны из армии в запас. И что вы обо мне плохо отзываетесь. Считаете меня странной и… – Я замялась, не желая повторять о себе глупости.

Тут за воротами послышался шум двигателя и просигналил клаксон – приехала Дарья с детьми.

Обсудить возникшую проблему и выработать общую стратегию мы со Степаном не успели.

Я вернулась в дом, переоделась и высушила волосы.

Покидая двор, оглянулась, поймала на себе хмурый взгляд соседа и почувствовала прилив смелости.

– Знаете, Степан, а давайте проучим моего знакомого? – неожиданно предложила я, останавливаясь у калитки. – Нельзя позволять людям безнаказанно портить другим жизнь. Вы согласны?

Сосед пожал широкими плечами:

– Мне без разницы, пусть треплется, если ему в радость. Во всяком случае, моя жизнь от этого не испортится.

– Значит, мне не рассчитывать на вашу помощь?

– Нет, я не полезу, – качнул головой Степан, – это ваши дела.

Мы катались на карусели парами: Дашка с сыном Андреем, я – с Зойкой. Девочка ела мороженое и приставала ко мне с вопросами:

– Вить, а почему у тебя нет мужа?

– Потому что я не встретила свою половинку.

– Это как?

Пришлось рассказать Зойке легенду об андрогинах.

– А мама встретила?

– Безусловно!

– А тогда почему они ссорятся?

– Ну, ссора освежает их чувства, – плела я, – они все-таки давно живут.

– Так у всех?

– У большинства.

– А ты так не хочешь? – Зойка была догадливой и не в меру сообразительной девочкой.

– Не хочу. Раньше хотела, а сейчас нет.

– Почему?

– Постарела, поумнела.

– Я тоже постарела, поумнела и тоже не хочу, – поделилась младшая Вахрушева, – мне надоели их ссоры, хочу уехать далеко-далеко. В Африку.

– Гулять?

– Нет, работать. Со слонами.

– Вот как? А мама с папой знают?

– Нет. Не говори им, а то вдруг у меня ничего не получится.

– А что должно получиться?

– На биофак в универ поступить.

– Там сдают химию, могу с тобой позаниматься, – предложила я Зое.

– Ой, правда? Давай! Когда начнем?

– Давай когда я перейду на новую работу. У меня тогда будут выходные и праздничные дни. Вот и начнем.

Потом дети катались с горок, на картингах, на колесе обозрения, а мы с Дашкой сидели в кафе и обменивались впечатлениями от жизни.

– Надоело все, – как обычно, впала в крайность подруга, – махнуть бы на море, так нет, Вахрушев, видите ли, не может.

– Поезжай с детьми.

– Да? Оставить Вахрушева на вольном выпасе?

– Куда он денется?

– Не представляешь, сколько охотниц до чужого добра, – Дашка прожгла меня взглядом, – так и ждут, когда я зазеваюсь.

– Почему ты не доверяешь Егору?

– Ты выйди замуж, а потом поговорим, – уничтожила меня Дашка.

И только я собиралась достойно ответить подруге, в дверях заведения появился Максим Петрович Француз с девочкой-подростком.

Они что-то оживленно обсуждали, а я старалась удержать под контролем эмоции. Девочка держала Максима Петровича за руку. Трогательная привязанность отца и дочери повышала рейтинги Француза.

За пару секунд до того, как Максим меня увидел, девочка привстала на цыпочки и коснулась щеки отца поцелуем.

Ухоженная рука Француза, с широкой ладонью, длинными трепетными пальцами, легла девочке… на попку…

Я растерянно захлопала глазами.

Максим Петрович с похотливой улыбкой похлопал подружку по мягкому месту и оглядел столы. Тут Француз наткнулся на мой полный сожаления взгляд. Лицо председателя (о боже, неужели мы будем видеться каждый день?) дрогнуло, он кивнул мне.

Дашка, как всегда не вовремя, пристала:

– Кто это?

– Максим Петрович, – одними губами проговорила я, – мой новый шеф.

Француз и девочка (оказавшаяся при ближайшем рассмотрении девушкой лет двадцати) выбрали столик у окна за моей спиной.

Девушка что-то щебетала, Француз изредка вставлял словечко, но о чем был разговор, я не слышала.

– Еще один импотент! – Дашка сидела к парочке лицом и не сводила с Француза выразительного взгляда – слишком выразительного.

– Что за чушь?

– Если мужчину тянет на молоденьких, это говорит о половом бессилии.

Я с благодарностью посмотрела на Вахрушеву:

– Думаешь?

– Ты мне льстишь. Это не я так думаю, это психиатрия. Небось простатит мужика замучил, вот он и избавляется от комплекса с помощью нимфеток. Знаешь, у них простата напрямую связана с головой. Отказывает одно – тут же выходит из строя другое.

– Даш, у него кольцо на руке.

– Теперь ты понимаешь, что испытывает замужняя женщина, когда она не видит мужа больше десяти минут? – подхватила Дашка.

– Это не обязательно, я думаю, – неуверенно произнесла я.

– Она думает! Не смеши. Вон, – Дашка выстрелила взглядом в сторону Максима Петровича со спутницей, – наглядное подтверждение ненасытности и полигамности мужчин.

– Не правда, существуют однолюбы, – упрямо воспротивилась я действительности.

– В книжках. Или в самом конце, когда жизнь подсовывает фигу такому мачо, он вдруг делает открытие, что все живое больше трахать не может. Выбирает наконец одну и тратит остаток сил на нее.

– Видишь, не так все и плохо.

Наш содержательный разговор прервали возбужденные, радостные Андрей с Зойкой. Дашка заказала пиццу, а я подалась в туалет.

На обратном пути столкнулась с Французом в предбаннике, Максим Петрович улыбнулся мне своей особенной, заговорщицкой улыбкой и тихо, со значением, проговорил:

– Приве-ет.

Я поняла, что эта улыбка – его визитная карточка, и бросила несколько снисходительней, чем хотела:

– Привет. У вас отличный вкус, – и проплыла мимо.

Француз проводил меня взглядом.

После встречи со Степаном мне пришлось переодеться (это стало доброй традицией – после встречи с соседом моя одежда приходит в негодность), теперь вместо брюк и ботинок на мне были юбка и полусапожки.