– А ты храпишь! – перебил я. – Как тюлениха! Сама лечись! Кошмариха!

Аврора нахмурилась и втянула голову в плечи, как озябший и голодный гриф.

– Как ты меня назвал? – угрожающе спросила она.

– Кошмариха, – повторил я уже с удовольствием. – Анжелика Индепендент-Кошмар…

– Я не Анжелика… – Аврора поперла на меня. – Меня зовут Аврора…

Видимо, я попал в больное место. Угадал. Насчет Кошмарихи. Мерзкое названьице, что уж говорить. И насчет Анжелики. Мерзкое имечко, это точно.

Так и буду ее дальше называть.

Аврора наставила на меня «плаксу». Нацелила прямо в голову. И перевела переключатель. В сторону увеличения мощности. Что еще от нее можно ожидать?

– Не трать заряды, – посоветовал я ей. – Пригодятся еще…

А сам уже выбирал, куда прыгать – вправо, влево или Авроре в ноги.

Но Аврора опустила «плаксу» и рыкнула:

– Потом с тобой… поговорим.

– Потом, – согласился я. – Ты, кстати, Аврора зря на меня обижаешься. Подумаешь, Кошмар…

Аврора скрипнула шеей и спросила:

– Что будем делать?

– Надо попробовать разобрать обломки… Вдруг кто живой…

– Надо…

И мы стали разбирать обломки, проявлять старание и всяческое трудолюбие.

Это было нетрудно – коттеджи стандартные, настоящий кирпич, черепица и цемент не использовались, в основном модифицированный пенопласт. Разбирались легко. Только страшновато. Встретить то, что под обломками. Я вот никогда еще мертвых не видел. Нет, конечно, все пираты поголовно убийцы и кровопроливцы, однако все равно как-то не по себе…

Работали молча, разобрали три дома. К счастью, ничего не нашли, людей под руинами не оказалось, художников тоже. Нашли расплющенную кошку, видимо, кто-то в панике забыл. Аврора взялась ее смехотворно хоронить, вырыла могилу, положила туда животинку и уже собралась даже надгробное слово сказать, упокойся в мире на сытных пажитях и так далее, но кошка вдруг ожила и замяукала. Аврора обрадовалась, стала кис-кисать и приманивать животное пальцем, но вдруг кошка замерла и пустила между ушами оранжевую искру.

Биобот. Домашний зооморфный робот, любимец, механическая мурчалка, электронная бестолочь, я плюнул.

Аврора достала складничок, вытянула отвертку и попыталась кошку схватить, но Мурка рванула в сторону с удвоенной резвостью. Кошмариха стала за этой Муркой гоняться, но кошка не давалась и чиниться не хотела. Бегала, мяукала и даже угрожающе шипела.

Мне вся эта комедь надоела, и я сказал, что хватит тут приплясывать, надо двигаться к Рафаэлю Деревянскому, а то действительно, неровен час, нагрянет Карантинная Служба и все наши лишения, страдания и подвиги окажутся бессмысленными. И вообще, нас могут накрыть и препроводить на Землю. И уже не в лагерь на море зашлют перевоспитываться, а куда-нибудь на Меркурий или на Солнечную станцию, а оттуда уже не сбежишь.

Аврора отстала от кошки, и мы поспешили дальше.

Поселок художников Монмартр остался позади, мы спустились к воде и с трудом побрели по песчаному пляжу. Песок тут был какой-то чересчур податливый, на него наступаешь, а он как желе – продавливается, а потом еще ногу тянет. Зато нормальный, не бриллиантовый.

Пляж скоро закончился, не больше двух километров, но вымотались мы как после марафона. Даже я вымотался. Пришлось отдыхать, валялись на камнях, молчали. Если бы не молчали, то, наверно бы, ругались. Прямо перед нами уходила в воду тощая каменистая коса. Коса заканчивалась очередной скалой, поросшей очередным неприветливым лесом. Видимо, там, в этом лесу, и располагался коттедж «Астра», прибежище настоящего современного гения. В котором, в свою очередь, хранилась целая куча свеженьких шедевров живописи.

– Погода портится, – прервала молчание Аврора.

И указала коленом в небо.

Могла бы конечности и не утруждать, и без ее колена прекрасно было видно, что погода портится. Небо, а за ним и вода реки поменяли цвет, из синего они сделались серыми, цвета сушеных мышей, возле горизонта этот цвет концентрировался в коричнево-черный, там сгущались тучи, и мне показалось, что там даже молнии сверкали. Что-то сверкало, одним словом.

Величественно.

Природа, мир, ни одной живой души вокруг. МоБ.

Хорошее слово – МоБ, был бы режиссером, снял бы такой фильм. Рейс Луна – Плутон, триста человек и мобильное бешенство. И спасается только девочка и ее роботический краб.

– Пора идти, – сказал я. – Надо спешить. Я не хочу под тутошний дождь попасть… Вообще, лучше бы нам побежать.

Мы побежали. Еще километр. И какое же разочарование я испытал в конце этого километра!

– Ты говорила коттедж «Астра»…

Аврора молчала.

– Великий художник Деревянский живет в коттедже, – я улыбался. – Практически на вилле. Можно сказать, во дворце. Живет во дворце, творит во дворце…

Аврора вздохнула.

– Ну… – сказала она. – Художник… Видишь ли, тонкое восприятие мира…

Замолчала.

– Я понимаю, – кивнул я. – Все прекрасно понимаю, тонкое восприятие. Сезанн жил в канаве, Ван Гог отрезал себе уши…

– Ухо, – поправила Аврора.

– Ну да, Ван Гог отрезал себе ухо в канаве, оно понятно. А потом послал его Гогену по почте. Но это же не коттедж! Я хотел принять душ, съесть котлету по-киевски… Как ты думаешь, тут можно найти котлету по-киевски? В этом палаццо?

– Ну… Я не знаю…

Аврора пожала плечами. Я отметил, что за время нашего путешествия на голове у нее проклюнулись волосы. Такой синеватый пушок. Такой брутальный синеватый пушок. Смешно.

– А я знаю, – трагически сказал я. – Знаю. В конюшне не бывает котлет по-киевски.

Коттедж художника Деревянского был совсем не коттедж. Ферма. Нет, даже не ферма. Все-таки конюшня. Самодельная. Длинное приземистое здание, кое-как сложенное из корявых разнокалиберных бревен. Амбар. Рига. Блиндаж. Овощегноилище. С воротами, но без окон. На бревнах проросли свежие зеленые побеги, какая-то местная фасоль, со стручками, во всяком случае, может, съедобная.

И глина такая необычная, синяя в крапинку. В красную. Художественная такая глина. Я пригляделся и обнаружил, что крапинки эти не просто крапинки, а малинки. Настоящие малинки, как живые, только маленькие, в четверть размера, даже светятся изнутри будто, так и хочется съесть, я даже попробовал выковырнуть, не получилось. Вокруг строения тоже глина, бревна избушки ею обмазаны. Мне понравилось. Когда буду себе дом ставить, тоже такое сделаю, и чтобы в темноте еще светились.

Глина оказалась приятно вязкой, я просел в нее подошвами и выдрался с трудом, глина осталась на ботинках и вспыхивала красным, я решил ее не счищать, пусть.