Да, кажется, зря я думаю, что мама моя простая и незатейливая. Мама – как матрешка. Откроешь – а там еще такая же, тоже простая, в платочке, с честными доверчивыми глазами. А там – еще…

– Хорошо, – сказала мама и погладила меня по руке. – Не ерепенься, Сашенька. Давай поговорим. Я ведь не многое помню. Папин брат был против Советской власти. Ты знаешь, что такое Советская власть?

– Мам… Это же Мошкин дебил, а не я!

– Ну вот. А мой папа, твой дедушка, был коммунист, верил во все, честно работал и… Ну в общем, они совсем рассорились.

– А что случилось с дядей Колей? – осторожно спросила я. – Его посадили в тюрьму?

– В это время в тюрьму за другие взгляды уже не сажали, Сашенька… Если только… гм… Родину не предавали в открытую – секреты военные не разглашали… Он уехал за границу, там работал на радио…

– Кем?

– Я точно не знаю… Журналистом, кажется… Рассказывал, как ему здесь плохо жилось…

– Ничего себе! – присвистнула я. – И ты мне ничего не говорила! А фамилия у него какая? Он тоже Орловский?

– Нет, он сократил ее. Орлофф, с ударением на первый слог, – улыбнулась мама. – Николас Орлофф. Ну все, узнала? Довольна?

– Да нет, конечно! Странный ты человек! Что тут скрывать-то?

– А вдруг бы ты тоже стала такой… – неуверенно покачала головой мама.

– Против России, что ли? Да с чего, мам?

– А с чего Коля вдруг таким стал? Два брата росли в одной семье, погодки. Один – мой папа, другой – дядя Коля. И один из них вдруг решил бороться с системой…

– Безумно интересно. И в какой стране он живет?

– В Австрии, кажется. Или нет, в Германии, – сдержанно ответила мама. – Жил, по крайней мере.

– Может, съездим к нему? – с ходу, не подумав, предложила я. – Хотя… А ты слышала его передачи?

– Один раз… – неохотно ответила мама. – Давно.

– А он знает, что его брат погиб?

– Сашенька… – Мама покачала головой.

– Ты не написала ему?

Мама серьезно посмотрела на меня.

– Ты разговариваешь со мной, как на допросе. Нет, не написала. Мне было очень тяжело. И я не знала, куда писать.

– А он сам ни разу не звонил?

Мама помолчала.

– Года четыре назад, наверное, пришла открытка без обратного адреса. Когда мы с тобой еще в пятиэтажке жили. А теперь он и нашего адреса не знает.

– И что в той открытке было?

– Ничего особенного, – вздохнула мама. – «Поздравляю с Новым годом, желаю крепкого здоровья…»

– А подписана она как была? Николас Орлофф или дядя Коля?

– Дядя Коля… кажется… – растерянно ответила мама. – А что?

– Большая разница, – объяснила я маме.

Недавно к нам в школу приходили двое сдержанных сорокалетних мужчин, строго и неброско одетых, с непроницаемыми лицами, приветливые и… необычные. С первого слова, когда они заговорили, в классе установилась полная тишина. Тишины у нас не бывает никогда – есть люди, которым наплевать на всех и на всё, они не боятся ни двоек, ни плохого аттестата, не боятся не сдать ЕГЭ и никуда не поступить, не боятся, что вызовут родителей – пусть учителя боятся! А они не боятся ничего, им нечего терять – то, что у них есть, потерять невозможно, так они считают. У них все было, есть и будет. И не потому, что они такие уж богатые. Самая богатая в нашем классе я, точнее, – мой папа. Просто никто об этом не знает и не узнает никогда.

Но когда те двое мужчин встали у электронной доски и негромко заговорили, все замолчали. Я видела, как порозовел Мошкин. Что такого говорят те двое? И тоже стала прислушиваться.

– …бесплатное. Единственно, что необходимо, кроме хорошего аттестата и ЕГЭ – отличное здоровье, первая группа. И сдать ДВИ – дополнительное внутреннее испытание.

– А если я… – попытался вякнуть кто-то сзади, но один из мужчин приветливо ему улыбнулся, и тот мгновенно завял.

– Что проверяется на ДВИ? – неожиданно для самой себя спросила я.

– На внутреннем испытании, – он посмотрел на меня внимательно, как будто подключился ко мне, хотел тут же узнать – кто я, что я, чего стою… – …проверяется ваша интуиция, сила воли и еще некоторые… гм… базовые характеристики личности. Так что добро пожаловать. И девочки в том числе.

Когда они ушли, несколько секунд в классе была тишина. Все переваривали. Потом заговорили, забубнили, заржали, заорали. Те двое были из Академии ФСБ – загадочной, закрытой Академии, где готовят разведчиков… Нет, конечно, сейчас никто особенно не хочет быть разведчиком. Но так романтично помечтать об этом, похвастаться, что ты бы пошел, просто неохота… И что они вдруг к нам приходили? У них не хватает абитуриентов? Какая-то программа по охвату лучших московских школ?

Наша школа, вполне заурядная, в этом году попала в какие-то рейтинги из-за двух мальчиков, которые победили на Всероссийских олимпиадах. Один – по истории культуры, он из семьи потомственных искусствоведов, другой – по ОБЖ, этот с детства ничего не любит, только стрелять – в тире, красками, из рогатки по голубям. Вот он и победил – пробежал с противогазом, вырыл себе укрытие за пять минут, попал в десятку, связал в узлы канаты, сделал другу перевязку, сам себе наложил шину и еще ответил на сто сорок вопросов о выживании в условиях катастроф и чрезвычайных ситуаций. Вот и взяли бы его в Академию сразу… Хотя он в очках. Бегает, прыгает хорошо, очки ловко фиксирует, чтобы не спадали, линзы мальчики не любят, с ними возни много, в драке неудобно – теряются, и не найдешь потом. Но близорукость – это точно не первая группа по здоровью. А у меня – первая.

Я два дня переваривала всю информацию, волновалась, читала про разных разведчиков… и, в конце концов, решила, что с профессией я определилась. Теперь надо выбрать факультет. Ведь контрразведчик и дешифровальщик, он же хакер, – совсем разные специальности. Маме я пока не говорила, потому что она расстроится. Кто пожелает своей дочери становиться разведчицей? Я маме скажу попозже, когда отступать уже будет некуда, когда я поступлю.

Но я чувствую в себе потенциал. Я же сразу поняла: если открытка подписана «Орлофф», то дядя остался прежним, перебежчиком, зарабатывающим деньги на том, что ругает страну, где родился и где жили его предки. А если – «дядя Коля», то он поменялся. Вернулся или тоскует и хочет вернуться.

– Я не права, доченька, не права… – Мама собрала все фотографии в пакет и прижала его к себе. – Надо говорить правду детям…

– Никогда не поздно начать, мам!..

– Да, да… – Мама рассеянно кивнула. – А что ты так рано пришла? Замерзла?

– Да. Холодно очень было в зоопарке. И обезьяны смеялись над папой. Он расстроился.

– В смысле? – Мама с ужасом смотрела на меня. – Что ты имеешь в виду? Как это – смеялись? Папа такой смешной?