В итоге не выдержал: медленно подошел со спины к Соколовой и положил ей на плечи свои ладони. Ожидал, что она вздрогнет или хотя бы обернется от его внезапного прикосновения, но никак не мог думать, что та просто это проигнорирует. Грустно усмехнулся, когда вместо тепла и мягкости плоти ощутил лишь твердость и холод выступающих костей.

Вся эта ситуация слишком напоминала ему этот июль и проклятый девяносто девятый год.

***

— Три перелета за сутки и несколько часов дороги в машине… и двое суток без сна. Притом, что у тебя под сердцем все еще зияет незажившее пулевое отверстие. Ты уверена, что хочешь полететь со мной? — Манфьолетти скептически просканировал Дарью взглядом. Они стояли во Внуково, ждали объявления посадки на рейс. Девушка за два дня побывала в Катании, Марсале, Риме, Москве, а сейчас и вовсе отправится в Санкт-Петербург. Как чисто физически такое можно успеть, она сама не понимала.

— Петербург — город, в котором я родилась. И моя нога ступала на его земли в последний раз, когда мне было пятнадцать. У меня до сих пор в сумке лежат ключи от старой квартиры, — девушка указывает головой на шоппер, висящий у нее на плече. — Я хочу туда зайти.

— Если где-нибудь свалишься от переутомления — виноватой будешь ты, — почти безжизненная усмешка и холодный прищур. Но Дарья лишь согласно кивнула. — Ты ничего не ела уже, должно быть, неделю.

— Не хочется, — она задумалась, обвела глазами аэропорт. Уставилась на «Шоколадницу». — Только если кофе.

Тяжелый вздох растворяется в шуме.

— Здравствуй, язва желудка-а-а… — мелодично протянул Алессандро. — Хочешь умереть голодной смертью?

Стоило в воздухе прозвучать словам «начинается посадка на рейс номер…», как главная героиня метнулась к выходу, номер которого продиктовали. Мужчине оставалось только усмехнуться и последовать за ней.

***

Дарье все же удалось немного поспать в самолете, хотя перелет был недолгим. Через полтора часа эти двое уже были в Пулково. Девушка первым делом отправилась в Старбакс, которого во Внуково не оказалось. Манфьолетти оставалось только презрительно закатить глаза и тактично промолчать. Раз Соколова предпочла его наставления полностью проигнорировать, то пусть делает, что хочет. Но давайте заметим то, что она переступила через себя и купила капучино с карамельным сиропом(!), а не мерзкий американо, как обычно, уже являлось для нее победой.

Если в Москве хоть иногда сияло осеннее солнышко, то в Петербурге моросил противный холодный дождь. Из-за повышенной влажности питерские четырнадцать градусов сейчас ощущались, словно московские пять.

Поймали такси, сели. Манфьолетти назвал водителю адрес — оказывается, «солдаты» клана, которые находились в России, уже успели отследить и схватить беглеца. Осталось только допросить его и узнать, для чего он все это совершает.

— Алессандро, я просто не понимаю его мотива. Я же ему ничего не сделала! Да он меня и видел то всего лишь однажды… — девушка недоумевала. Припала губами к трубочке, чтобы сделать еще один глоток кофе, про себя отмечая, что тот уже остыл. — А моя мама? Он же, наверняка, даже не знаком с ней! Тем более она дружит со Светой. Нет, Руслан определенно не выглядит как человек, способный на такое.

Манфьолетти усмехнулся, но отвечать ничего не стал. Сам размышлял на эту тему, не мог найти адекватного ответа на этот вопрос.

— Мы на месте, — таксист заехал во двор заброшенных трехэтажных домов. По его бегающим глазам можно было догадаться, что тот нервничает. Да и Соколовой становилось не по себе в этом районе. — С вас…

Итальянец бросает ему на коробку переключения передач красную пятитысячную купюру.

— Извините, у вас не буде…

— Сдачи не надо, — отрезает тот и выходит из автомобиля, резко хлопая дверью. Водитель ждет, пока машину покинет и девушка, после чего сразу срывается с места. Похоже, своим поведением мафиози едва не довел бедного мужчину до истерики.

Главная героиня разворачивается лицом к зданию. Половина окон с битыми стеклами, подъездная дверь снята с петель. Краска на фасаде облупилась, а подле мусорных баков, заполненных до краев, пасутся бродячие собаки. Дома стоят так, что образуют некий колодец, поэтому любой изданный звук разлетается гулким эхом.

Сделав глубокий вдох, словно он мог помочь справиться со страхом, Дарья заговорила. Она и сама не ведала, откуда в ней сегодня столько смелости. Возможно, просто была благодарна Алессандро за согласие на поездку в Россию, а возможно, поняла, что он не собирается ее убивать и не такой уж и страшный человек. Но вот утверждать последнее было еще рано…

— Можно задать вам вопрос? — Алессандро вскинул левую бровь, продолжая широкими шагами пересекать двор. — Зачем я вам? Для чего вы так яро хотите выяснить, кто решил убить меня? Почему не оставили меня в тот день уми…

— Кажется, это уже три вопроса, — он тихо рассмеялся. — Все максимально просто. Мой отец поставил мне условие: не передаст мне свою компанию, пока я не женюсь. Почему не оставил умирать тебя тогда на дороге? — Манфьолетти сбавил темп и бросил взгляд на свои кожаные туфли. — Не знаю. Наверное, посчитал в тот момент самым гениальным решением — заставить тебя плясать под свою дудку. Сначала сомневался. Но когда узнал твою личность, понял, что нельзя упустить возможность наладить отношения с правительством России.

— А зачем вы хотите узнать о том, кто заказчик этих убийств? — В этот момент они зашли в подъезд. На ступеньках лестницы разбросаны пластиковые шприцы и битые зеленые стекла от бутылок, а в воздухе повис затхлый запах плесени. На стене, стандартно выкрашенной в бело-синий цвет, были оставлены граффити и непристойные надписи.

— Просто интересно, — неубедительно пробормотал Манфьолетти, а Соколова даже подумала, что ослышалась. Ради какого-то «просто» он бы не стал лезть из кожи вон, лишь бы выяснить истину. Кто угодно, но не этот человек. — Если не устраню этого козла сейчас, он доберется и до меня, — вот это уже больше походило на правду.

Поднимаются на третий этаж, заходят в самую дальнюю квартиру. На небе уже собирается закат, поэтому красные лучи пытаются пробиться даже во мрак этой лестничной клетки.

— Себастьян, ты здесь? — низкий голос Алессандро раскатился по всему дому. Таким же эхом прилетел ответ.

— Я в комнате слева.

Манфьолетти ускорил шаг. Соколовой становилось более неспокойно с каждой секундой, проведенной в этом помещении. Заходят в спальню.

Первым делом в глаза бросается парень, сидящий на хлипком деревянном стуле, что издает ужаснейший скрип из-за малейшего движения. Ноги привязаны к ножкам, на виске и губе кровоподтек, глаз — отекший и позеленевший, а нос больше напоминает