кусок мяса. Но это отнюдь не самое страшное! У него отсутствовали все ногти на правой руке и указательный палец.

— О боги, — Соколова выдохнула от сего зрелища. То, что они сотворили с его телом — было по истине чудовищно. Девушка попятилась назад, на что Алессандро лишь в который раз усмехнулся.

Все глупые любовные романчики про горячих сицилийских мафиози, которые сдувают пылинки со своих жен и ни в коем случае не позволяют им глядеть на подобные представления, чтобы, не дай бог, не травмировать их психику — оказались выдумками. Чертовы сказки, сочиненные девочками-подростками и ничто иное. И Дарья уяснила это уже давно, прочувствовав в полной мере на собственной шкуре.

— Дон Манфьолетти, он готов все рассказать, — пробормотал шатен, устремив глаза в пол. Наверное, он и являлся одним из «солдатов» семьи.

— Ого, наш сукин сыночек боится боли, надо же, — абсолютно невинная, детская, но какая же фальшивая улыбка засияла на лице мужчины. — Я тебя слушаю, — между ними повисло молчание. — Ну же!

— Моей маме угрожал ваш отец. Клялся, что убьет ее, если я не закажу у Мастронарди убийство вашей жены. — Кивок от Манфьолетти, после чего Руслану прилетел удар в живот от Себастьяна. Парень закашлялся, а ножка стула издала треск.

— Дальше, — потребовал Алессандро.

— Когда не вышло убить вашу жену, тот потребовал заказать у человека из России убийство ее матери. — Далее пострадала челюсть. Дерево протяжно заскрипело, а Пономарев оказался на полу. — Дон Манфьолетти, я, правда, не знал, что мне де…

— Почему мне не сказал, придурок? — грустный вздох и неожиданный удар кулаком в ребра. — Хочешь, я проявлю милосердие?

— Дон Манфьолетти, я не хочу умира…

— Умирать, говоришь, не хочешь? — практически выплюнул Алессандро. — Как же ты жалок. Вы все говорите, что не хотите умирать. Стоит приставить к вашей тупой голове пушку, как вы завизжите: «я не хочу умирать»! Но только считанные единицы, смотря мне в глаза, действительно смогут сказать: «я хочу жить». К сожалению, таких я еще не встречал. — Алессандро, закончив свою умопомрачительную триаду, отодвинул край плаща и извлек из-под ремня черных брюк пистолет. — Соколова, отвернись, если не переносишь вида человеческих внутренностей.

Но главная героиня лишь уставилась на Руслана, ненароком встретившись с ним взглядом. Его глаза не выражали ничего — наверное, у покойника они были и то живее. В этот момент Дарье показалось, что она чувствует страх и боль молодого человека так, словно это ее избили по приказу Алессандро, а затем направили дуло пистолета прямиком в голову. Кажется, что если он сейчас умрет, Дарья тоже почувствует себя мертвой.

— Как знаешь, — хмыкнул Манфьолетти, за секунду, прежде чем спустить курок.

Оглушительный хлопок и человека, что говорил и стонал от боли буквально минуту назад — нет. А его глаза так и остались раскрытыми. Скоро, совсем скоро та синева в радужках поблекнет, затем посереет, а позже и вовсе помутнеет. Руслана больше не существует, а внутри Дарьи что-то оборвалось.

— Видишь, Соколова. Достаточно одной доли секунды и малейшего движения пальцем, чтобы заставить сердце остановиться. Вспомни мои слова, перед тем как решишь чикнуть вены или утопиться. Раз ты чувствуешь боль — значит жива. И твоему недалекому рассудку не помешало бы этому радоваться.

А в мыслях Соколовой уже звучало следующее: «раз ты чувствуешь чужую боль — ты человек». Но, похоже, что продолжение данных слов Чехова для Алессандро осталось неизвестным.

Главный герой огибает Дарью и выходит из квартиры. Девушка же так и остается стоять на месте, из-за чего ему приходится возвращаться за ней.

— Ты остаешься тут? — Даша молчит. Еще бы: она впервые стала свидетельницей убийства. — Боже, Себастьян, ты просмотри на нее! Да у девочки шок, — с наигранной озабоченностью и состраданием в голосе пропищал тот, после чего рассмеявшись, схватил Соколову за запястье и потащил за собой.

Лишь когда они отошли (Манфьолетти захотел прогуляться по Петербургу, поэтому решил обойтись без такси) на приличное расстояние от того треклятого дома, Дарья смогла прийти в себя. Виной тому стала резкая, но весьма отрезвляющая и уже, кажется, привычная боль в ребрах. Это неприятное ощущение преследовало Дарью и в аэропорту, и когда она пыталась поспевать за Алессандро, поднимаясь по лестнице, ибо боялась отстать и остаться одной, и даже сейчас. Однако говорить Манфьолетти об этом девушка почему-то не захотела.

— Что это было? — первый вопрос, да и вообще, первая фраза, слетевшая с ее губ за половину часа, которую она просто плелась за Алессандро.

— Что именно? — он обернулся.

— За что вы…

— За нарушение омерты. Я был вполне милосерден, заметь.

— «Милосерден»?.. — в голосе прокрадываются истеричные нотки. Манфьолетти кладет ей ладонь на лопатки, безмолвно прося ускорить темп шага.

— Давай зайдем? — кивает, указывая на кофейню. Соколова отрицательно вертит головой.

— Недалеко от нас находится моя старая квартира, мы можем пойти туда? — она получает в некоторой мере осуждающий взгляд, но мужчина все-таки соглашается.

Солнце давно зашло за горизонт, а в сердце неприятно кольнуло, когда Соколова зашла в один из дворов стареньких пятиэтажек. Наверняка, Алессандро едва ли отличит первый подъезд от второго и третьего, а чтобы не заблудиться в данном жилом комплексе, ему пришлось бы поднапрячь мозги и зрительную память. Но не Дарье.

— Ты говорила недалеко. Пятьдесят две чертовых минуты моей бесценной жизни, — взгляд на часы и страдальческий стон, когда они поднимаются на четвертый этаж. Но воспоминания ударяют в голову, поэтому девушка игнорирует язвительные фразочки своего спутника, немного отвлекающие ее сознание от боли. Дрожащими руками и не с первой попытки, открывает ключом входную дверь.

В квартире душно, воздух затхлый. Манфьолетти нащупывает тумблер на стене и включает свет. Гостей встречает надпись «welcome» на пыльном коврике в коридоре. Вдоль правой стены расположилась осенняя обувь, синий зонтик раскрыт и оставлен на полу высыхать. В тот день шел сильный дождь, они с мамой промокли до нитки.

— Го-о-осподи. Ты здесь жила? — вздохнул Алессандро, не то с сочувствием, не то с призрением, но Соколова его уже совсем не слышала, ибо рассудком она полностью вернулась в тот день. На сей момент тело стало лишь оболочкой…

***

Декабрь 2017 года.

За окном льет дождь, время от времени сменяясь снегом. И, вишенка на торте — пробирающий до костей ветер. Классическая погода для зимнего Петербурга.

Сегодня Даша отправилась в школу без зонтика, из-за чего Яна, идя с работы, решила встретить ее.

По дороге домой женщины весело беседовали, а затем забежали в «Пятерочку», купили шоколадное печенье — этим вечером они собирались устроить марафон, залпом просмотрев весь третий сезон