— Да, я смотрю в окно.

— Что вы видите? Номера домов? Лавки?

— Ничего, сэр.

— Вы ничего не видите?

— Кромешная тьма, сэр.

— Да ну же, Джек Мэггс, там есть фонарь, приглядитесь, сейчас светло, как в яркий солнечный день.

Загипнотизированный вдруг необычайно разнервничался. Вскочил, начал закатывать глаза и бить себя в грудь.

— Мне запрещено говорить вам.

— Вы должны.

— Нет! — раскричался лакей и, в отчаянии размахивая руками, пребольно ударил Тобиаса Отса в висок.

— Прекратите! — крикнул Тобиас. — Стойте спокойно. Но Джек Мэггс, издав стон, рухнул на стул.

— Оставайтесь сидеть, дружище. Успокойтесь. — Такими уговорами Тоби еще какое-то время усмирял и успокаивал своего субъекта, разговаривая тихо, как с испуганным зверем.

Когда наконец установились мир и тишина, у Тобиаса появилась возможность просто стоять и смотреть на Джека Мэггса. Он станет археологом этой мистической тайны, он будет хирургом этой души.

Его молодое лицо вспыхнуло румянцем, и в светло-голубых глазах коричневые крапинки светились, как искорки слюды. Свой стул он придвинул поближе к столу, но потом, словно решив, что сидит слишком низко для подобной беседы, просто сел на стол и стал сочинять письмо.

«Дорогой мистер Бакл, — начал он, — иногда слышишь, как та или иная леди, расхваливая твоего слугу, называет его „драгоценностью“…»

Слыша над ухом свистящее дыхание лакея, он продолжал писать. Изорваны были три черновика, пока получилось то, что было нужно.

Эдвард Констебл сообщил миссис Хавстерс, что ее новый лакей исчез. В понедельник в шесть утра он торжественно явился в ее гостиную, как положено, предварительно постучав в дверь — тук-тук, тук-тук. Это был характерный для него, но вместе с тем дерзкий поступок.

Она велела ему войти.

— Да, Констебл.

— Это о вашем слуге, мэм… он сбежал.

Она почувствовала, как похолодело под ложечкой, и положила перо на листок промокательной бумаги.

— Какой слуга, мистер Констебл? Если вы о мистере Мэггсе, то он, очевидно, послан хозяином с каким-нибудь поручением. Вы не спрашивали у хозяина?

— Мне кажется, мэм, что мистер Мэггс никогда и не был слугой. Он, кажется, в некотором роде мошенник.

— Вы не священник, — ответила миссис Хавстерс, — и находитесь здесь не для проповедей. Вы говорили с хозяином?

— Вы думаете, что он причинил ему какие-нибудь неприятности?

Она так не думала, но теперь встревожилась, вспомнив ужасную смерть прежнего лакея — снесенную половину черепа и эту странную массу на дубовом столике.

— Я прежде всего пришел к вам, мэм, — сказал лакей. — Мне не хотелось будить хозяина.

— А теперь пойдите к нему, пожалуйста, мистер Констебл, и проверьте серебряную посуду.

— Серебряную посуду, мэм?

Она встретилась с его твердым взглядом.

— Не к хозяину, мэм? А к посуде?

— Сделайте так, как я вам сказала, — ответила миссис Хавстерс. — И, пожалуйста, не беспокойте мистера Спинкса этими новостями, пока я вас не попрошу об этом.

С тяжелым сердцем она поднималась по лестнице, думая о старых добрых днях, когда всем хозяйством в доме ведал мистер Спинкс. Констебл вел себя тогда совсем иначе. А Поупу даже в голову не пришла бы мысль о самоубийстве. Медленно поднимаясь по лестнице — она с трудом дышала, — миссис Хавстерс была почти уверена, что их хозяину причинен вред. И сразу воспряла духом, когда, открыв двери спальни мистера Бакла, нашла его похрапывающим в дальнем углу огромной кровати.

Когда она снова спустилась вниз, в парадную дверь постучали. Она сама ее открыла; это был посыльный от мистера Отса.

К тому времени как вернулся Констебл с сообщением, что серебро цело, миссис Хавстерс уже внимательно изучила послание Тобиаса Отса и убедилась, что Джек Мэггс принесет их дому славу, а не позор.

Она тут же передала конверт Констеблу и велела вручить его хозяину.

— Я слышал стук в дверь, мэм.

— Да, мистер Констебл. Принесли вот это письмо.

— Могу я просить вас, мэм, позволить только мне открывать дверь, поскольку это моя обязанность?

— Я всегда довольна тем, как вы выполняете свои обязанности, мистер Констебл, а ваш хозяин будет рад получить это письмо из ваших рук.

Этот разговор дал какую-то передышку Констеблу, а потом он все же решил задеть ее с другой стороны.

— Вы, случайно, не заметили, миссис Хавстерс, когда открыли дверь, были ли слуги нашего соседа опять в сборе?

— Нет, мистер Констебл, не заметила.

— Я ведь тоже подходил к двери, мэм.

— Вам не было необходимости это делать, мистер Констебл.

— Я заметил, как их много было на улице.

— Я этого не заметила, мистер Констебл.

— Вам не показалось, миссис Хавстерс, что мистер Мэггс сбежал вместе с ними?

— Сбежал с ними, мистер Констебл?

— Он интересовался ими, разве не так? Он говорил, что должен был быть их выездным лакеем, хотя я сомневаюсь в этом. Однако его сильно интересовало все, что касалось этого дома, он задавал нам немало вопросов о мистере Фиппсе. Заметив такую его активность, мэм, я, разумеется, обратил на это внимание мистера Спинкса; он думает, что именно этим можно объяснить нынешнее исчезновение вашего лакея.

Мистер Констебл, разве я не просила вас немного подождать и пока ничего не говорить мистеру Спинксу?

— Мэм, вы же знаете, что лакей не должен иметь секретов от дворецкого.

У миссис Хавстерс прервалось дыхание.

— Отнесите хозяину это письмо, — наконец распорядилась она. — А сделав это, возвращайтесь сюда.

После этого она отправилась на поиски мистера Спинкса, чтобы попытаться как-то привести в порядок совершенно помутившийся разум бедного старика.

В половине десятого исчезнувший лакей, прихрамывая, все же появился в кухне. У него были красные безумные глаза, прическа в полном беспорядке, большое черное пятно испортило его красивую желтую ливрею; и тем не менее все это и даже хромота ничуть не умаляли его достоинства.

— Может человек рассчитывать на чашку чего-нибудь? — потребовал он, усаживаясь за стол и бросив быстрый взгляд на Мерси Ларкин, которая срезала темные пятна с вчерашнего картофеля.

— Да, сэр, — ответила она, но даже не успела отложить нож, как в кухню вошла миссис Хавстерс. Всегда прислушивавшаяся к скрипу кухонной двери, она теперь, грохоча своими тяжелыми каблуками, была тут как тут. Не сказав ни единого слова упрека по поводу неприличного вида ливреи Джека Мэггса, она тут же завладела им и повела наверх, чтобы показать хозяину.