– Может, оно и так, но лучше перестраховаться, – сказал господин Фридмен. – Вернер не раз просил меня, чтобы в случае его внезапной смерти я провел самое тщательное обследование. А тут случай весьма подозрительный. Посмотрите, вы когда-нибудь видели такой цвет у трупов? А еще взгляните на эти сведенные судорогой пальцы и…

Но договорить ему не дали, родственники хором закричали, что ему, безусловно, виднее и пусть поступает как знает. Полиция прибыла одновременно с Кати и Моникой, которые с ходу обвинили Анну в убийстве. К счастью, у полицейских было на этот счет другое мнение. Они заподозрили в первую очередь самих родственников. Во всяком случае, после того, как узнали, что Вернер собирался развестись с женой и жениться на Анне.

– Он ведь на ней еще не женился, верно? – спросил полицейский. – Чего же ей его убивать? Согласитесь, что для того, чтобы совершить убийство, должен быть мотив. А где же тут мотив? Напротив, эта девушка только проиграла из-за его смерти. Ведь дом, как я понимаю, принадлежит теперь вам, а вы вряд ли захотите, чтобы она тут дольше оставалась.

Полицейский словно в воду глядел. Не успела за ним закрыться дверь, как в Аниной комнате появилась Кати и голосом, не терпящим возражений, заявила, что вся семья хотела бы видеть Анну внизу.

– Анна, надеюсь, ты понимаешь, что после смерти Вернера тебя тут ничего уже не удерживает? – спросила ее Моника, когда она спустилась вниз.

– Я и сама уже собрала вещи, но остался вопрос с билетом и похоронами.

– Мы дадим тебе денег на билет, – презрительно бросила Кати.

– Спасибо, – ледяным тоном поблагодарила ее Аня. – Билет у меня есть, а обменять его я смогу в любую минуту. Но сегодня нет самолета до Петербурга. А к тому же я хотела отдать дань уважения и остаться здесь, пока Вернера не положат в землю.

– Об этом не может быть и речи! – взвизгнула Кати. – Мало того, что ты его убила, так еще и на похороны хочешь припереться. Как ты смеешь? Там будут приличные люди. Убирайся из дома немедленно. Вон!

– Да, Анна, тебе лучше уехать сейчас же, – поддержала сестру Ева. – Том и я даже поможем спустить твои вещи. И конечно, ты можешь взять себе то кольцо, что подарил тебе папа, хотя раз дело не кончилось свадьбой, то… Но уж бери.

– Да, Вернеру было бы приятно, что мы оставили тебе его подарок, – сказала Моника.

Анна только плечами пожала. Ее уже давно не удивляло людское лицемерие. А насчет чувств, которые питали к ней эти люди, она никогда особенно и не обманывалась. Собрать вещи оказалось делом пяти минут. Она быстро побросала тряпки в свой вместительный чемодан, проверила, на месте ли паспорт и билет, и самостоятельно спустилась вниз. Все молча уставились на нее. Наверное, ожидали, что девушка начнет рыдать и умолять их помочь остаться в этой чудесной стране и не отправлять на холодную и голодную родину.

«Не дождетесь!» – с торжеством подумала Аня и взялась за дверную ручку. Но дверь распахнулась, и она чуть не вылетела на улицу. За дверью стояли трое. Два крепких молодца и маленький человечек с очками на крючковатом носу. Вглядевшись в расстроенное Анино лицо, он вдруг улыбнулся и спросил:

– Анна?

– Да, – кивнула Аня.

– Как хорошо, что я успел! – просиял человечек. – Как только мне сообщили о смерти господина Вернера, я сразу же бросился сюда. Это входит в мои обязанности. Постойте, вы не должны уезжать, несмотря на то, что будут говорить эти люди.

– Вы кто? – спросила Аня, беспомощно оглядываясь на семью Вернера, в сторону которых ткнул пальцем человечек.

Родственники Вернера явно знали, с кем имеют дело, и это их ничуть не обрадовало.

– Я поверенный в делах вашего уважаемого жениха, – объяснил Ане человечек. – Господин Штольц.

Анна смутно припомнила, что Вернер и в самом деле упоминал как-то в разговоре с ней это имя.

– Вы нотариус! – догадалась она.

– Точно так, – просиял человечек. – Вы куда-то собрались, я вижу? Не торопитесь, уезжать придется кому-то другому.

– Что вы имеете в виду? – сердито осведомилась Моника. – Эта девушка больше не может здесь оставаться.

– Очень даже может, – резко возразил ей нотариус. – Отныне это ее дом, и она вольна сама решать, будет ли жить здесь или предпочтет какое-нибудь другое место.

– Ее дом?! – словно эхо повторила его слова Моника.

Обе ее дочери стояли смертельно бледные и сверлили глазами маленького господина Штольца.

– А что тут еще ее? – спросила Моника.

– Сейчас узнаете, – сказал господин Штольц, проходя в дом и деликатно оставляя двух своих помощников за порогом. – Дело в том, что вчера утром у меня в конторе господин Вернер в присутствии моем и еще двух поверенных уничтожил свое старое завещание и оформил новое. В соответствии с ним дом и две трети ценных бумаг и сбережений господина Вернера передаются его невесте – Анне.

– Это невозможно, она иностранка, – возмутилась Ева.

– Очень даже возможно, – хитро прищурился нотариус. – Вы, если не ошибаюсь, гражданство тоже сменили? Но вас это не остановило бы, завещай отец все. Но не переживайте, вам тоже достанется приличная сумма.

– Ну да, которую нужно разделить на троих, – с горечью заметила Моника.

Тут уж вскипел Том.

– Почему на троих? – закричал он. – Делить будем на четверых, Еве полагается две части, ведь она скоро родит.

– Всего через каких-нибудь восемь месяцев, – ехидно заявила Кати и обратилась к нотариусу: – А где само завещание?

– Здесь, в доме, – ответил нотариус. – Я предложил господину Вернеру оставить его у меня в сейфе, но он сказал, что хочет порадовать свою невесту, показать ей бумаги. Он решил спрятать его в доме, чтобы постоянно иметь под рукой.

– И где именно? – спросил Том.

– Этого он мне не сказал, – смущенно ответил нотариус, и в комнате повисла неловкая тишина.

Мариша сидела в поликлинике со своим малолетним племянником и прикидывала, как лучше от него избавиться – сдать в детскую комнату милиции или самой лечь в могилу. Все возможные меры утихомиривания годовалого бандита были ею уже испробованы. Она связывала его по рукам и ногам, но уже через несколько блаженных и тихих минут, когда этот непоседа занимался своим освобождением, он снова деятельно принимался изучать мир. Сегодня этот разбойник изучал предметы, испытывая их на прочность. Для этого они бросались на пол до тех пор, пока не разбивались или ломались. Марише и в голову не могло прийти, на какие мелкие кусочки можно раздолбить картофелину, если долго колотить ею об угол стола.

Мариша огляделась по сторонам, и ее затрясло. Вокруг были дети, которые шумели, галдели и носились сломя голову. Ее племянник, несмотря на юный возраст, был необыкновенно подвижен и, передвигаясь на четвереньках, не отставал от остальных сорванцов. Именно этим он сейчас и занимался, предварительно убедившись, что сломать скамейки и пеленальные столики ему пока еще не под силу. Мариша в сотый раз вернула ребенка в очередь и в сотый же раз подумала, что если кто тут и болен, то это она.