В аэропорту эту бригаду встречали на двух микроавтобусах я, Яшка и прилетевший с утра из Бразилии Жиган: Шкипер не поехал, у него были деловые переговоры в Риме. С Яшкой девчонки перецеловались как с родным, не слушая бурчания Лешего: они хорошо знали его еще с тех пор, когда он жил этажом выше и учился в одном классе со мной и Милкой. Аэропорт наполнился радостными гортанными восклицаниями и чмоками:

– Яшка! Господи, живой! А мы-то думали… Даже свечи в церкви ставили…

– Ах, мой хороший!

– Ах, брильянтовый!

– Ах, мэ тут камам…

– И я вас всех как камам! – Яшка тут же «поплыл». – Блин, какие вы все здоровые стали! Это кто – это Любка, что ли?! Убиться можно! А это Дашка?! Ну, сисястые-то какие уже! А это что – жопа у Анжелки? А я думал, в жисть не отрастет!

На последнем утверждении решительно вмешался Леший и, ругаясь по-цыгански, отогнал от Жамкина хихикающих девчонок. Жиган близко подходить не стал, хотя его все тоже хорошо помнили.

– Пустили козла в огород, – кивнув на Яшку, вполголоса, но довольно ехидно заметил он.

– Грешно ближнему завидовать, – огрызнулась я.

Жиган присвистнул: презрительно, но искренне.

– Не в моем вы вкусе… Негриток люблю.

С грехом пополам все загрузились в микроавтобусы и торжественно выехали на автостраду. Я ехала в одной машине с Милкиным выводком, самой Милкой, Лешим и Сонькой и вынуждена была всю дорогу разговаривать с Лешим о здешней жизни, наличии в данной местности цыган, возможности заработать и о том, как Шкипер намерен содержать всю нашу орду – хотя бы в первое время.

– Прокормит, не бойся.

– Мне чего бояться? – закуривая, невнятно отозвался Леший. – Чуть чего – уеду и девок заберу.

Зная, что он не шутит, я молча кивнула и перевела взгляд на сидящую напротив Соньку, в который раз поразившись: зачем такой красавице сдался этот цыганский Бармалей, который годился ей в отцы? Юная жена Лешего сидела с самым безмятежным видом, перебирая в пальцах край белоснежной блузки, и широко раскрытыми, как у ребенка, глазами смотрела на пролетающие за окном разноцветные итальянские домики. В ее роскошных, жгутом переброшенных на плечо волосах запутались солнечные зайчики. Поймав взгляд Лешего, Сонька нежно, чуть смущенно улыбнулась. Тот неловко затянулся сигаретой, закашлялся, кинул на меня сердитый взгляд, отвернулся, но я успела заметить, что Леший тоже улыбается. «Чудны дела твои, господи…» – подумала я и начала представлять, что скажет Шкипер по поводу Лешего, кандидатура которого ему была неизвестна.

Беспокоилась я зря: Шкипер, по обыкновению, ничего не сказал и ничему не удивился. Когда вечером, на закате, его «Мерседес» засигналил под воротами, мы заканчивали уборку в доме, отмыть который полностью мне до сих пор так и не удалось. Яшка и Жиган, понимая, что присутствовать при наведении порядка отрядом баб небезопасно, смылись на пляж. Туда же отправилась Сонька-Ангел в окружении детей, и я ничуть не удивилась тому, что Бьянка без всякого понуждения побежала с ними. Леший покрутился по дому, забрался в самую дальнюю комнату на втором этаже и завалился спать. Абрек невозмутимой статуей сидел на корточках во дворе, возле ворот. Он их и открыл, когда приехал Шкипер.

Я тоже услышала гудок и, вся взмыленная, на бегу одергивая подоткнутую юбку, выбежала на крыльцо. Шкипер уже вышел из машины и стоял, осматривая залитый розовым закатным светом дом.

– Привет, – сказала я.

– Привет. Где родня?

Я не успела ответить, потому что в следующую минуту из открытых настежь окон повысовывались взлохмаченные головы сестер. Девки дружно вытерли вспотевшие лбы, воззрились на Шкипера и хором сказали:

– Будь здоров, брильянтовый!

– Ага… – немного опешив от такой хорошей срежиссированности, сказал тот. – Всем привет, как долетели?

– Да ты ж мой ненаглядный! Живо-о-ой! Ура-а-а!!! – раздался истошный визг, и Милка, вихрем перелетев через подоконник первого этажа, сиганула Шкиперу на шею. – Вот клянусь, до последнего Саньке не верила! Говорила – пока своими глазами эту бандитскую морду не увижу – не поверю! Да ты ж мой золотой!!!

Артисткой Милка всегда была бесподобной: самая искренняя радость била из нее фонтанами. Шкипер слегка усмехнулся, аккуратно снял с себя Милку, поставил ее на крыльцо. Она, ничуть не смутившись, заявила:

– Ну, теперь тыщу лет проживешь, обещаю!

– Твоими молитвами, сестра. – Он огляделся, посмотрел на меня: – А Бьянка где? И эта шалава?

Поняв, что он имеет в виду Лулу, я пожала плечами. Она начала было убираться вместе с нами, но потом куда-то исчезла, и я подумала, что мулатка ушла на пляж к Жигану. А про Бьянку я не успела ответить, потому что со стороны задней, заплетенной виноградом калитки, ведущей к морю, послышался нестройный смех, цыганская речь, и во двор гуськом вошли двенадцать человек детей от тринадцати до двух лет. Самая маленькая, трехмесячная малышка Жозефина, сидела на руках Соньки, замыкающей шествие. Огромные темные Сонькины глаза посмотрели на Шкипера без всякого смущения, спокойно и ласково.

– Здравствуй, ангел мой. Это ты Сашкин муж?

Шкипер изумленно посмотрел на меня. Было очевидно, что ангелом его назвали первый раз в жизни, и более неподходящее сравнение трудно было подобрать. С Сонькой он ранее не был знаком и не мог знать, что этим словом жена Лешего называет абсолютно всех, начиная с малолетних племянников и кончая супругом. Я поняла, что нужно вмешаться.

– Шкипер, это Сонька-Ангел, жена Лешего, ты ее не знаешь.

– Жена – кого?!

– Подожди, я сейчас… – я собралась было сбегать за Лешим, но Шкипер остановил меня. Он рассматривал ватагу детей, которые, остановившись у крыльца, тоже глядели на него, как это делают только цыганские дети: в упор, любопытно и без капли стеснения.

– Опаньки, – сказал Шкипер. – И что это, Я СПРАШИВАЮ, такое?!

Проследив за его взглядом, я поняла, что Шкипер имеет в виду. Первым в ряду детей шел Милкин племянник, тринадцатилетний Сенька, рослый, смуглый и сильный мальчишка с сумрачной физиономией. На закорках у него, положив встрепанную, всю в песке голову ему на плечо, спала Бьянка.

– Дай сюда, – неприветливо сказал Шкипер. – Уронишь еще.

– Не беспокойся, – хриплым, ломающимся голосом ответил Сенька. – Я – осторожно. Ты за нее вообще теперь не бойся, дорогой мой. Если что – в лоскуты порву любого, отвечаю.

Шкипер усмехнулся, но все-таки снял со спины парня непроснувшуюся Бьянку и понес ее в дом. Я побежала следом, решив разбудить и представить Лешего.

Будить никого не пришлось: еще не заходя в комнату, я услышала доносящееся оттуда мужское ворчание и странное хихиканье. Недоумевая, я осторожно постучала. Хихиканье смолкло, раздалось приглушенное цыганское чертыхание, дверь открылась, и прямо на меня вылетела полуодетая Лу, поправляющая майку на груди. Поймав мой взгляд, она пожала плечами, улыбнулась и босиком помчалась по коридору с воплем: