– Чудный вечер, Андрей Адамович. Кто подал идею с обогревателями?

Шемес гордо приосанился и указал пальцем себе в грудь.

– Лично придумал.

– У тебя потрясающая фантазия, любимый! – Марина обняла мужа.

– Согласна, – вторила ей Полина. – Жаль, но мы уже уходим.

К ее облегчению, хозяева не стали уговаривать остаться, лишь поблагодарили за визит, пожелали быстро и без происшествий добраться до города. Полина, прощаясь, поцеловала Марину в щеку и попросила позвонить, когда женщина будет свободна.

– Непременно, – пообещала Марина, бросив короткий взгляд на Романа, который направился к стоянке, где находились автомобили гостей. – Поля, – схватила она подругу за руку, – ты… ничего. Скажу в следующий раз, когда увидимся.

– Хорошо, – улыбнулась Полина и побежала следом за Романом.

– Мне показалось или сад действительно похож на Люксембургский? – спросил он, подъезжая к главным воротам поместья.

– Ты не ошибся! – Полина обернулась в сторону светящегося дома.

– И кто из хозяев влюблен в Париж?

– Не в Париж, а в парк, – поправила Полина. – Знаешь, недавно Марина попросила, чтобы после смерти я развеяла ее прах по Люксембургскому саду. Помню, как испугалась, услышав эту просьбу, но теперь поняла смысл ее желания. Я бы тоже хотела, чтобы мой дух летал среди цветов, по каштановым аллеям.

– В ваши-то годы думать о смерти!

– Смерти возраст не помеха, – тихо отозвалась Полина, прислонившись лбом к стеклу. – Чувствую странное волнение. Страх, что ли? Может, мне не лететь сегодня?

– Боишься, что самолет не приземлится? – спросил Роман и выставил руку, защищаясь от удара, который незамедлительно последовал за провокационным вопросом.

* * *

Осенние рассветы необычайно красивы. Сонное, недовольное небо не желает выпускать на арену нетерпеливое солнце, багряные лучи которого с трудом отвоевывают у синей глади пространство, заливая его огненным светом. Воздух колкий, прозрачный, а тишина вокруг звенящая, напряженная. Ночного покоя уже не чувствуется, но и дневная суета еще не наступила. Именно в такие безмятежные минуты остро ощущаешь тонкую, почти невидимую грань между двумя реальностями – пробуждением жизни и ее одновременным замиранием. Подобная метаморфоза захватывает, удивляет и пугает.

Об этом думала Марина, стоя у огромного окна в гостиной и наблюдая за тем, как просыпается день. Гости уже давно разошлись, официанты и рабочие несколько минут назад закончили уборку в саду, а она продолжала стоять у окна, вглядываясь в небо, меняющее цвет на ее глазах с сумрачно-черного на кроваво-золотое. «Багровые зори к ветрам и холоду», – вспомнила Марина примету, услышанную в детстве, и, подхватив лежащий на спинке кресла палантин, набросила на плечи и раздвинула стеклянные двери. Она долго гуляла по саду, пытаясь унять тревогу в душе, наконец подошла к статуе Марии Стюарт, улыбнулась каменному лицу королевы и присела на скамью. Потерла онемевшие руки и едва слышно вздохнула, чувствуя непреодолимую усталость во всем теле.

Тихие шаги за спиной заставили резко обернуться. Она отбросила палантин в сторону, побежала в сторону дома, но преследователь с легкостью нагнал ее и крепко прижал к себе. Марина вскрикнула от легкого укола в спину, обмякла в чужих руках, полностью утратив способность к сопротивлению, однако все прекрасно ощущала и понимала. Кричать также не было сил, язык не двигался во рту, да и губы не шевелились. Затем Марина увидела, как ей в ладонь вложили пистолет и поднесли к виску. Она закрыла глаза, мгновенно догадавшись, что все закончится уже через секунду.

Громкий выстрел далеко разошелся по воздуху, испугал птиц, раскричавшихся от его звука, разбудил всех, кто в это время сладко спал в доме. Тело осторожно толкнули вперед, и оно безвольно упало на влажную от осенней росы землю, окрасив под собой в прекрасный алый цвет все еще зеленую траву. Человек вернулся назад к скамейке, возле которой лежал сброшенный с плеч палантин, хотел поднять его и отнести к жертве, но передумал. Обернулся назад, застыл на мгновение, впитывая в себя мрачную торжественность рассвета, и метнулся к ограде.

– Обожаю дни рождения, в особенности чужие, – объявила Полина, допив шампанское. – Печально осознавать, что твои годы уходят, зато наблюдать, как стареют другие, крайне весело.

– И именно поэтому ты никогда не устраиваешь собственные праздники? – Марк, отец братьев, расплылся в дерзко-льстивой улыбке, которую изображать на своем лице умел только он и обладатели премии Американской киноакадемии в виду сложности исполнения. – Я думал, что у тебя на это есть другие причины.

– Я не скряга! – рассмеялась Полина, быстро поняв намек. – Просто я терпеть не могу торты, свечи, поздравления.

– А подарки любишь? – поинтересовался Люк.

– Кто же их не любит? – пожала плечами Полина и отошла в сторону к Алексу и Майклу, которые разговаривали со своей сводной сестрой, дочерью жены Марка.

В который раз она внутренне посмеялась над хитросплетениями генеалогического древа их семьи. В родственных связях Никифоровых, Фрейманов и Хейзов можно было с легкостью запутаться, однако понять, кто кому и кем приходится, получалось у любого заинтересованного лица с первой попытки, стоило лишь внимательно слушать и не перебивать. Итак, у Полины была младшая сестра Екатерина, и обе они когда-то носили фамилию Никифоровы, еще до того, как стали замужними дамами. Старшие братья, естественно, назывались по фамилии отца – Александр и Михаил Фрейманы. Впрочем, их полные имена уже давно никто не использовал, перейдя на уменьшительно-европейские Алекс и Майкл. Алекс был холост, при этом с неким драматичным пафосом утверждал, что не женится ни при каких обстоятельствах. В семье уже давно смирились с тем, что Алекс не поступится своей свободой ради вечной любви и орущих младенцев, и даже прекратили подшучивать над ним, понимая, что все стрелы летят мимо цели. Майкл в отличие от своего младшего братца уже давно был женат и имел сына Семена, которого на английский манер звали Сэмом.

Братья Фрейман имели одних родителей и воспитывались в одинаковых условиях, однако разительно отличались друг от друга, причем не только внешностью, но и характером. Алекс был высоким, светлокожим, с волнующе глубокими серыми глазами и слегка вьющимися каштановыми волосами. Он являлся ярким примером того, что женщинам нравится в мужчинах, – свободный в общении, симпатичный, веселый. Майкл же, наоборот, мало чем напоминал своего яркого брата. Свою внешность он взял от отца – черные волосы и глаза, смуглая тонкая кожа и длинный нос, правда, он был похож больше на араба, чем на еврейскую полукровку. Невысокий, худой, мрачный, – порой Майкл напоминал грустного Аладдина из детской сказки и забавно злился, когда Полина и Алекс указывали на его необычное внешнее сходство с мультипликационным персонажем.

Темпераментный и остроумный Алекс с юности пользовался повышенным интересом со стороны противоположного пола. Майкл, напротив, долгое время не замечал, что вокруг него находятся женщины, как, впрочем, и женщины не имели понятия о сухом ботанике, думающем только об учебе и будущей работе. Впервые Майкл влюбился в университете в студентку со своего курса, которая быстро бросила его, посчитав слишком пресным. Пожалуй, таким счастливым и окрыленным, каким он был в те недолгие месяцы, когда ходил за руку со своей подружкой, его больше никто не видел. Майкл закрылся в себе, с головой ушел в учебу, после в работу, на девушек и вовсе перестал обращать внимание. Тогда за устройство его личной жизни взялся Алекс, познакомив со скромной барышней, которая спустя полгода после первого свидания стала госпожой Фрейман.