Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У себя.
– Что ж, едем, – он посмотрел на часы, – уже поздно. Папа, Ребекка, мы с Полиной уходим.
– Но… – начал Марк и замолчал, многозначительно посмотрев на Люка.
Тот поставил недопитый бокал с коньяком на камин, нарочито поправил светлые волосы и, подойдя к Полине, взял под руку.
– Мне нужно обсудить с женой некоторые детали, поэтому я сам отвезу ее домой, – сказал он тоном, не допускающим возражений, при этом просверлил всех присутствующих холодным взглядом.
– Детали чего? – удивилась Полина, но догадавшись, что сопротивляться бесполезно, молча обняла Марка и Ребекку и стремительным шагом вышла из гостиной.
Длинный коридор, стены которого были увешаны картинами, принадлежащими кисти известных мастеров, был ярко освещен. Она остановилась у одного из полотен, внимательно вгляделась в танцующую даму в голубом, вдруг игриво подмигнула ей и повернулась к Люку.
– О чем ты хотел поговорить? – спросила она по-французски.
– О разводе, конечно. – Люк снял с вешалки пальто Полины. – У нас ведь больше нет общих разговоров, – усмехнулся он, помогая Полине одеться.
– Мне казалось, адвокаты обо всем договорились… – Полина открыла входную дверь и остановилась на ступенях. – Если ты решил изменить условия… О, прости. – Она с удивлением посмотрела на звонящий телефон и улыбнулась в трубку. – Алекс, неужели ты уже соскучился?
– Полина, мне только что позвонил один из клиентов, близкий друг Шемеса. Он знал, что мы с Мариной учились в одном классе… Не знаю, как сказать. Черт! – в сердцах выругался он. – Марина умерла, покончила с собой. Пустила пулю в висок.
Полина оторопело схватила Люка за руку, боясь, что скатится со ступеней, услышав это страшное известие. Люк, понимая, что произошло нечто горькое и ужасное, связанное с той частью жизни Полины, которая уже находится вне зоны его доступа, участливо поддержал за талию.
– Ты не шутишь? Это правда?
– Разумеется, нет!
– Что «нет»? – Полина нервно облизала губы. – То, что ты не шутишь или…
– Поля, я не шучу. Вы еще не уехали?
– Не успели. Мы у входа.
– Жди меня там. Я сейчас выйду. Не стоит омрачать отцу праздник. Смерть Марины его никак не касается, он ее даже не знал.
– Хорошо, – всхлипнула Полина, уткнулась Люку в грудь, не в силах сдерживать эмоции, разрыдалась громко, как могут лишь люди, столкнувшиеся с непоправимой бедой.
Второй раз в своей жизни Полина присутствовала на похоронах человека, смерть которого так и не сможет понять и принять до конца своих дней. Первым в этом, слава богу коротком, списке был Грэг, слишком рано покинувший ее. Смерть Грэга была неожиданной, как, впрочем, и кончина Марины, однако ушли они по-разному: Грэг, сам того не желая, превысив скорость и столкнувшись с таким же лихачом, Марина, умышленно, безрассудно нажав на спусковой крючок. Полина до сих пор не могла поверить в то, что подруга покончила с собой. Еще несколько дней назад она улыбалась Полине, а сегодня закрытый гроб с ее телом стоит рядом с глубокой ямой, в которой исчезнет через минуту. «Вот он, безликий конец яркой и беззаботной жизни, – с грустью подумала Полина, глядя на венки и огромные корзины с цветами. – Как же ты могла убить себя, стерва поганая? Неужели твоя жизнь была настолько страшная, что пуля стала единственным спасением?»
Людей на кладбище было столько же, сколько веселилось на последнем приеме, устроенном Шемесом. Все как один выглядели мрачными и казались подавленными внезапной кончиной Марины. Некоторые застыли на месте, окаменев от ужаса, другие едва слышно переговаривались между собой, ошеломленно пересказывая предполагаемые причины самоубийства.
– Говорят, Марина накануне узнала о том, что смертельно больна, – услышала Полина и обернулась, чтобы посмотреть в лицо этому знатоку секретов.
«Чем?!» – хотелось выкрикнуть в ответ, и пришлось приложить немало усилий, чтобы не нарушить звенящую тишину на кладбище и не мешать священнику читать молитвы. Присутствие последнего вызывало удивление у «друзей-подруг», пришедших попрощаться с Мариной, заодно удовлетворить любопытство. Всем было известно, что по церковным канонам самоубийц не отпевают в храме, не поминают в церковной молитве за Литургией и на панихидах. Видимо, простое моление не было под запретом для тех, кто вышибает себе мозг, или же Шемес имел особые отношения с вершителями таинств церкви, раз они пошли на уступки и послали своего человека сопроводить Маринку в мир иной. Все оказалось намного проще. Нонна, та самая, которую Марина называла своим антиподом, объяснила, что для ее поступка нашли оправдание. «Самоубийство произошло не в результате озлобления души и расчета холодного, не в порыве ропота глухого или богоборчества, а в состоянии психического нездоровья».
– То есть Марину признали сумасшедшей? – едва не откусила себе губу Полина, услышав подобное заявление.
Нонна кивнула и, ничего не добавив, вернулась в объятия своего физика, спрятала опухшее от слез лицо на его груди и лишь мелко вздрагивала всякий раз, когда уже не могла сдерживать рыдания.
Щурясь от солнца, которое с легкостью пробивалось сквозь ветви старых деревьев, почти сбросивших листву, Полина нетвердо стояла на ногах, будучи уже довольно пьяной, так как глушила горечь в душе коньяком с самого утра. Как сломленная ветка, она покачивалась от легкого дуновения ветерка, однако мысли работали четко, словно их невозможно было опоить, заставив на секунду исчезнуть из головы, дать телу расслабиться, а сердцу успокоиться и, наконец, принять тот факт, что Марины больше нет. Уже никто и никогда не услышит ее смеха, не увидит яркой синевы глаз, не ощутит нежности прикосновений. Полина также горевала и о других вещах: веселых попойках, секретах и ядовитых шутках. Они ушли вместе с той, которая занимала одно из главных мест в ее сердце. Как теперь жить, когда там, где была Марина, поселилась пустота? Ее уже ничем не заполнишь, вряд ли кто-либо сможет с Мариной сравниться.
– Дай мне, – Полина протянула руку, прося фляжку с алкоголем.
Алекс вытащил из внутреннего кармана пальто плоскую металлическую бутылочку, сделал несколько глотков и после передал Полине. Та поднесла ее ко рту, но тут же опустила руку вниз, привлеченная тихой ссорой между Шемесом и его дочерью Ингой. Андрей Адамович, всхлипывая, прикладывал платочек к глазам. Его бывшая жена Алла, высокая блондинка лет сорока, милостиво поддерживала в столь трудный момент бывшего мужа, ласково поглаживала по спине и шептала слова утешения. Такое самоотверженно-сочувственное поведение несказанно веселило ближайших друзей семьи. Все знали, что Шемес без особых угрызений совести бросил обожающую его Аллочку после восьми лет брака и, безумно влюбившись, ушел к Маринке уже на третий день их знакомства. И вот теперь, вместо того чтобы тихо и коварно порадоваться горю изменника, Алка незамедлительно прилетела к Шемесу, когда узнала о трагедии, и благородно предложила свою помощь в организации похорон и поминок.