Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Антонио Поссевино не только отомстил царю отравлением – пусть и через третьи руки – да небылицей о собственноручном убийстве Иваном Четвертым сына и наследника, растиражированной по всей Европе! В то время как последний умер от «неизвестной» болезни, отравленный не иначе как пособниками иезуитов… Нет, легат также усиленно создавал в Московии сеть приверженцев ордена, способных действовать изнутри в его интересах. Сколько их теперь на Руси? Кто знает… Но еще со времен Батория, покровительствовавшего иезуитам и возвысившего Виленский коллегиум до статуса академии (а самого Поссевино сделавшего своим советником!), иезуиты наводнили соседнюю Речь Посполитую. И с уже с ее земель вполне могли проникать в земли Московского царства все последние годы…
И все же – зачем ученик Поссевино приехал именно к князю именно сейчас? Опять двойная игра Рима? Или тройная игра Ордена?
А главное – какие у них планы на кесаря?!
- Воды принеси, колченогий. – приказал Шуйский, покинув казематы. – Негоже встречать гостя в крови.
Слуга моментально принес поднос с водой.
- Где латинянин? – умываясь, спросил боярин.
- У ваших покоев, княже, дожидается. В черном весь, аки в трауре.
- Положено у них так, остолоп.
- Лицо как у змея. Взгляд еще хуже.
- Понятно... – протянул князь.
Бегло взглянув на руки и не заметив крови, Дмитрий неторопливо поднялся к своим покоям.
- Приветствую великого князя. – склонился человек в черном, обратившись к Дмитрию Ивановичу на чистом русском. Черные брови, такие же черные глаза, волосы, зачесанные назад, смуглое, обритое лицо… На иезуите нет монашеской сутаны, и он совершенно не похож на монаха. Добротная одежда европейского дворянина, вот только нет ни одного светлого пятна... А еще глаза: ледяные, цепкие, внимательные... Как у змеюки, что смотрит на свою жертву перед броском.
- Великий князь – мой племянник. Меня можешь звать Дмитрий Иванович. И не стой как истукан, заходи, присаживайся. – боярин распахнул дверь в покои и указал на один из резных стульев, стоящих у его рабочего стола.
Иезуит принял предложение с вежливым поклоном; боярин занял место напротив, во главе стола.
- У вас руки в крови. – произнес гость, указывая на ладонь боярина.
- У вас не меньше. – съязвил Дмитрий. – С чем пожаловал?
- Разрешите представиться. – продолжил брат-иезуит. – Серхио Серпентте, брат ордена Общества Иисуса. Я направлен к вам генералом ордена с предложением помощи, что должно вас заинтересовать.
- Меня? – искренне удивился Шуйский. – Не брата ли моего, царя Василия Ивановича Шуйского?!
- Именно вас. – улыбнулся Серхио.
- Ну, что же, слушаю. – боярин откинулся на спинку своего стула, более напоминающего полноценный трон.
Вот интересно, как итальянец с испанским именем может так чисто говорить по-нашему? Дмитрий пытался услышать в речи иезуита акцент, но не смог…
- Как вы уже знаете, племянник царя Михаил Скопин-Шуйский принял титул кесаря.
- Тоже мне новость…
Дмитрий постарался сохранить невозмутимость, хотя за этой маской его всего аж скрутило... За последний год четвероюродный племянник из верного боевого пса и спасителя от воров превратился в угрозу власти братьев Шуйских едва ли не большую, чем самозванец и польский король. Тех, по крайней мере, не принимает простой народ и подавляющее большинство служивых – Скопина-Шуйского же славят и любят… До поры до времени Дмитрий Иванович старался сдерживать в себе зависть и к ратным успехам Михаила и растущую с каждой его победой неприязнь – все-таки он бился и побеждал общего врага.
Но когда он буквально заставил Василия назначить себя наследником…
- Этот титул ничего не значит. На Руси есть законный царь! – как можно более равнодушно произнес боярин.
- Разрешите начистоту? – подался вперед Серхио.
Князь с деланным равнодушием кивнул:
- Говори.
- Вашего брата не любят. Вашему брату не верят. Он целовал крест, когда говорил о том, что Дмитрий Иоаннович мертв, потом целовал, когда первый самозванец взошел на престол. Потом предал царя и сам занял его место. Какова цена его слову? Почему так много людей стало под знамена Болотникова? Ведь если бы не раскол между воровской голытьбой и служивыми южного порубежья… Но даже пообещав разбитому Болотникову сохранить жизнь, царь в итоге приказал его ослепить и утопить.
Н-да… Иезуит говорил слова, за которые Дмитрий Иванович любого иного уже тащил бы в свои застенки... Но в то же время иезуит говорил правду.
- А князь Михаил благороден, смел, успешен на поле брани. Люди за ним идут – и служивые, и дворянство, и простой народ… А вы знаете, что хотело его войско? Вы знаете, что кричали его воины? – Серпентте как-то по-птичьи наклонил голову вбок.
- Отчего же не знать. Но ведь Михаил отказался назвать себя царем!
Иезуит в первый раз изобразил губами некое подобие улыбки:
- Ваш племянник не глуп. Выступление против Василия Шуйского осложнило бы его противостояние с тушинским вором и Сапегой; результаты такого выбора могли быть совершенно непредсказуемыми в военном плане – и плане рождения совершенно
