двигаться сильнее. Ведь от каждого его толчка изнутри куда-то в ее копчик, в животе и одновременно перед глазами будущей суккубы расцветали яркие фейерверки.

У нее ослабли ноги от накатившей световой волны, она словно качалась на поверхности теплого моря… И Флавиан воспользовался этой ее слабостью — надавил на невозможно чувствительный скользкий комочек плоти, обвел круговым движением раз, вызвав низкий стон. Еще раз — Клава прогнулась в пояснице, как акробатка. И еще! Одновременно с ее пронзительным криком Флавиан вошел так глубоко, что застонал сам. Его ствол сковали кольца жадных внутренних мышц, будто желая высосать досуха, до последней капли. И он с наслаждением отдал ненасытной утробе всё, что имел.

Клава зажмурилась, ослепленная поглотившим ее искристым светом. Тело двигалось само собой, будто в нем проснулся разум более древний, чем мозг. Инстинкт или что угодно — оно не терпело суеты и возражений. Оно завладело ее телом, заставляя корчиться в сладких судорогах. Заставляя изнывать от благодарности к тому, кто довел ее до границ рая. Раскачивая эти невидимые качели, что дали ей взлететь высоко-высоко, а теперь плавно возвращали ее назад, в тяжело дышащее тело, влажное от пота, горячее от страсти, с гулко бьющимся сердцем в груди.

— Только не вздумай влюбиться, — прошептал срывающимся голосом Флавиан предупреждение. Он повалился на постель рядом с нею, мимолетно поцеловав в плечо и в локоть.

— Вот еще! — устало фыркнула Клава, насмешливо махнув длинным тонким хвостом, непонятно когда успевшим вырасти из ее копчика. — Всё-таки вечно у меня всё через задницу!

— А? Это еще зачем? — изогнувшись, она глянула себе за спину.

Так и есть, не привиделось: из спины топорщились нетопырьи крылышки поросячье-розового цвета. Причем размерчик явно маловат, чтобы использовать их для полетов — при попытке поднять ее вес тонкие косточки наверняка захрустят, как спички. Разве только вместо вентилятора в жару? В комплект из копчика торчал такой же розовый хвост с помпоном на конце.

— Чтобы подтвердить твой статус полудемона, — зевнул Флавиан.

— А у тебя такие тоже есть? Покажешь?

— Неа, — он повернулся на бок и подложил под щеку ладонь, пробормотал: — Я же бракованный инкуб, не то что ты. Вон, все соки из меня выпила, хоть и начинающая…

Он еще что-то пробормотал, неразборчиво, и засопел, провалившись в сон.

Клава попробовала помахать крылышками, и те неуклюже забултыхались с мягким шелестом. «Надо увлажняющим кремом помазать, шуршат, — решила Клава. — Как Карлсон, ё-моё! Правда, у него хвоста не было».

Она обняла подушку, почмокала губами:

«Теперь всегда придется спать на животе, что ли?» — промелькнуло в стремительно засыпающем сознании новорожденной суккубы.

_______________

Проснулась Клава часа через два, судя по личным ощущениям и по слегка изменившейся синеве неба за окном. Тело прекрасно отдохнуло, сознание никогда не казалось столь ясным. Она похлопала глазами в темноту — видимо, Флаф успел выключить бра, и теперь в спальне царила уютная тихая ночь, нарушаемая лишь ровным дыханием.

Клава повернула голову: спит. Рядом, сопит тихонько. Замучился с нею, вымотался, бедняжка… Неужто она наконец-то дожила до этого момента? Делит постель не с котом, а с мужчиной! Ну и ну! Сама себе изумилась.

Еще немножко полежав, она осознала, почему собственно проснулась: приспичило в туалет, потом в душ, а то кое-где чесалось, вдобавок хотелось пить и неплохо было бы поесть. Переволновалась. А когда Клава нервничала, её всегда тянуло что-нибудь слопать. Ну, хоть в чем-то ее организм остался верен привычкам!

Кажется, на кухне в холодильнике имелся запас молока — вот заодно и попьет, и желудок обманет, чтобы не требовал большего среди ночи.

Сползти с кровати и не разбудить партнера удалось. На удивление после всей постельной акробатики у Клавы нигде ничего не болело. Прокравшись на цыпочках в ванную, она проверила: крылышки и хвост пропали. Но чтобы она не подумала, что метаморфоза ей привиделась, на копчике и под лопатками на коже краснели пятна с монету размером.

С задумчивым видом Клава почесала под лопаткой, еще покрутилась перед большим зеркалом. И запоздало заметила: она изменилась! Вся, дело не только в пресловутых отметинах. Как будто побывала у Голливудских пластических хирургов, при этом не оставивших никаких шрамов. В талии она похудела и весьма значительно. Живот втянулся и сделался почти плоским, хоть в пупок серьгу вешай вместо ордена «за похудение». Попа и ляжки перестали выглядеть рыхлым скоплением жира, они не сильно уменьшились в объемах, зато подтянулись и стали упругими, гладкими, без следа проклятущего целюллита. Грудь — отдельная песня! Причем для каждой по отдельной оде. Размер, похоже, остался прежним. Зато такая шикарная форма появилась: идеальные шары с небольшим уклоном в грушевидность, увенчанные дерзкими сосками. Никаких унылых «ушек спаниеля»! Клава чуть не завизжала от счастья, увлеченно тиская себя то за одну, то за другую, то за обе сразу. Никогда прежде она не радовалась своим немалым богатствам, но теперь-то можно — теперь-то они никогда не отвиснут ниже колен! Вот прям хоть лифчик больше не надевай, ибо грех такую красоту от мира прятать!

Лицо тоже посвежело. Глаза как будто увеличились, ресницы отросли на сантиметр длиннее, ей-богу! Нос стал изящнее, тоньше, что ли. Губы сделались определенно пухлее и соблазнительнее, никакой помады не надо. Кожа словно засияла изнутри, такой нежной и чистой она даже в допрыщавом детстве не бывала. Вроде бы Клавдия осталась похожа на себя саму прежнюю — и при этом совсем другой человек!

Самодовольство малость поутихло, когда Клава рассеянно почесала ногу — и поднесла к глазам оказавшийся в руке пук вылезших волос. Как и обещал Флаф, волосяной покров на теле суккубы стремительно самоэпилировался. В зоне бикини вообще кошмар творился — на засохших-то жидкостях после бурной страсти. Аж ойкнула и ругнулась, как поглядела на себя в зеркале там, задрав ногу чуть не за ухо. Батюшки, еще и гибкости добавилось! Прямо облезшая гимнастка какая-то.

Клава на всякий случай подергала себя за волосы на голове, но те выпадать явно не собирались. Напротив, на ощупь показались более гладкими, мягкими, густыми. И здесь выигрыш — прощайте, секущиеся кончики и перхоть! Да здравствует гладкая попа! Хихикнув, Клавдия ненадолго залезла под душ, после быстренько запахнулась в халат и отправилась за молоком, чтобы сей здоровой «выпивкой» отметить свое сказочное перерождение.

Еще спускаясь по лестнице, очень осторожно, чтобы не заскрипели ступеньки, Клава разглядела в свете искусственного камина спящих на диване: мисс Пума и пристроившийся к ней Персик. Вдвоем они свернулись в большой пушистый клубок. Из него при ее приближении на Клаву глянули недовольные