—  Кэсси!

При звуке голоса Матильды я подскочила как ошпаренная:

—  Ох, ты меня напугала!

Она стояла в дверях, скрестив на груди руки:

—  Кэсси, тебе бы следовало знать, что сюда не входят без приглашения. Ты не должна видеть эту доску, если не являешься полноправным членом Комитета.

—  Ну ничего, я как-нибудь это переживу. Я хочу сказать, что знала кое-кого из этих парней. А какое тут правило? Участие в фантазиях только трижды, да? — спросила я, стараясь изо всех сил, чтобы мой голос звучал ровно. И с чего это вдруг я так расстроилась?

—  Да, так.

—  И в скольких фантазиях уже участвовал Джесси?

—  В двух. Так что… у него осталась одна.

—  А имя Пьера уже вычеркнуто, я видела.

—  Да, после того, как он занимался сексом с тобой. Комитет решил, что он больше не подходит в качестве материала для нашего общества.

—  Пожалуй, я с этим соглашусь, как ни прискорбно. Он очень… Ну, ты понимаешь. А вы ему уже сообщили об этом?

—  Нет.

—  Я бы с восторгом послушала этот телефонный разговор… Представить только, миллиардеру сообщают, что в его услугах больше не нуждаются!

—  Да, могущественные люди не привыкли к тому, чтобы им отказывали. И Пьер Кастиль, скорее всего, не исключение.

—  Ну да… А Джесси? Он что, совершенно недоступен, пока его имя на Доске фантазий?

Почему я задала этот вопрос? Ну… я знала, конечно. Ох, боже, я стала похожа на влюбленную школьницу!

—  Да, недоступен. Если только ты не будешь участвовать в разработке сценария для него или тренировать его. Мы можем использовать его в качестве первого опыта для Дофины, если окажется, что она проявляет интерес именно к такому типу.

—  Ну да. Понимаю, — кивнула я, с трудом скрывая свое разочарование.

—  Кэсси, если ты хочешь еще раз провести время с Джесси, проверить, вспыхнет ли снова та же искра, это можно устроить. Но по правилам ты тогда должна найти ему соответствующую замену. Ты готова к этому? Завербовать нового мужчину? — Матильда меня поймала и отлично это знала. — Я, вообще-то, думала, что ты хочешь в этом году только помогать другим женщинам.

—  Верно. Мне это нравится.

—  Значит, пусть все идет так, как идет. — Она бросила взгляд на наручные часы. — Почему бы нам не выпить кофе?

Я направилась к маленькой кухоньке рядом с холлом. Я думала о том, как Джесси целовал меня. Да, это были поцелуи… Жадные, ищущие… А как он прижимал меня к прохладному кафелю… Как поднял меня на кухонный стол, доведя до оргазма одним только ртом… да, только губами и языком, он ведь так и не вошел в меня… Ох, боже, стоило мне лишь подумать о том, что Джесси может до конца овладеть мной, двигаться, лежа на мне, обнимая крепкими руками… Мне вдруг захотелось помчаться обратно в зал заседаний и снять с доски карточку с его именем…

В кухоньку заглянула Дэника:

—  Она пришла! Дофина. Стоит у входа. Ты готова?

—  Ага… Конечно готова! — ответила я, засунув руки глубоко в карманы. — Идем!

Глава шестая

Дофина

Сколько раз я проходила мимо этого особняка, даже не догадываясь о том, что в нем происходит? Я ведь жила в нескольких кварталах отсюда. И возможность полностью изменить жизнь была прямо у меня перед носом, а я не могла ее заметить и ничего о ней не знала. Забавно, как это бывает: вы даже не догадываетесь о том, что готовы к переменам, пока эти перемены сами не являются к вам на порог. Я остановилась перед внушительными воротами на Третьей улице, увитыми виноградом, размышляя о том, войти ли мне в них… «Но ты ведь можешь уйти в любую минуту, — сказала я себе. — Ты не обязана там оставаться. Ты не обязана делать что-то такое, чего тебе делать не хочется».

Моим жизненным девизом всегда было: «Если не могу это контролировать, то я этому не доверяю». В бизнесе такой подход очень помогал. После разрыва с Шарлоттой я практически никому не доверяла — Элизабет оказалась редким исключением — и за всем в магазине следила сама. Но склонность к постоянному контролю не давала мне двигаться вперед, меняться и расти. Я прекратила рисковать. Боже, я ведь даже волосы обрезала сама, потому что никому не решалась их доверить. Я просто садилась перед зеркалом и сама подстригала кончики. Люк говорил, что это не Шарлотта разлучила нас, а то, что я остановилась в своей жизни и никуда не шла.

Когда Кэсси вышла из коуч-центра, она не сразу меня узнала. Я распустила волосы и была не в платье. Нет, я выбрала брюки чуть ниже колена и с застежкой на боку, в стиле шестидесятых, пеструю блузку без рукава и босоножки на веревочной подошве. Мне хотелось выглядеть свободной, но не слишком, собранной, но не застегнутой, как говорится, на все пуговицы. А Кэсси явно чувствовала себя прекрасно в джинсах и белой футболке.

«Ох, Дофина, хватит думать о ерунде!»

—  Я опоздала?

—  Нет, точно вовремя. Готова?

—  Как никогда.

Я вошла в ворота следом за ней. За высокой живой изгородью все выглядело именно так, как я и воображала: безупречно подстриженная зеленая трава, кусты ярко-розовой гортензии, огромные белые розы вдоль крытой галереи… Вблизи этот особняк просто зачаровывал: сразу хотелось войти в него. Кэсси подхватила меня под руку, мягко увлекая к красной двери квадратного строения слева.

Мы не успели постучать, дверь сразу открыла Матильда:

—  Дофина, женщина с прекрасным именем! Добро пожаловать в наш коуч-центр. Комитет с нетерпением ждет встречи с тобой.

Все происходило так быстро, что я не успела ничего рассмотреть вокруг, хотя мне показалось, что я узнала два больших абстрактных полотна на стенах, уж очень выразительными были цвета и движения кисти…

—  Ох, не может быть! Это… это холсты Мендосы? — спросила я к восторгу Матильды.

—  Отчего же не может, именно так! Это два последних из нашей коллекции. Мы душеприказчики Каролины Мендосы. Ты знакома с ее работами?

—  В основном с дизайнерскими. Я слушала курс по современному искусству Луизианы, — ответила я, уставившись на большое полотно, на котором сияли два яростно-красных квадрата, на краях переходившие в желтые и оранжевые тона. Я тут же вспомнила кое-какие факты о художнице: молодая революционерка из Южной Америки, страстная феминистка…

—  Она была близким другом общества С.Е.К.Р.Е.Т. и одним из его основателей, — добавила Матильда. — Мы раз в несколько лет продаем что-то из ее работ и на это существуем. В этом году мы будем предлагать вот этот холст — «Красная ярость». И нам будет грустно расстаться с ней.