Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Копы действительно меня не заметили, но я громким шепотом добивалась от Сэма ответа, где он. Двое копов обошли машину, и я услышала голос Сэма, подсказывавшего немедленно бежать. Я встала, тут же упала, снова поднялась и бросилась наутек. Я уже думала, что убежала, но один из полицейских толкнул меня в спину двумя руками.
Я очутилась на земле, слизывая с губ мелкую щебенку. Луч фонарика бил прямо в глаза – я была не только оглушена падением, но и ослеплена. Я издала нутряной вопль, когда колено копа придавило меня к земле, пока он застегивал наручники. Коп еще раз всем весом навалился мне на ребра, а потом со своим «созависимым» поднял меня с травы за волосы.
Посыпались вопросы – я едва успевала уловить смысл. Потом меня пихнули на заднее сиденье – я здорово ударилась головой о дверную раму и дернулась, попытавшись опереться на локти, превратившиеся в кровавое месиво. Ладони были содраны, в них застряли частицы щебня. Я невольно закричала, когда коп усадил меня прямо. Кровь сочилась с локтей и коленей, пропитывая носки.
Полицейский сказал, что ослабит наручники, если я отвечу на вопросы.
Я согласилась.
Меня спросили, пила ли я и принимала ли наркотики.
Я отрицательно покачала головой, думая, что это отчасти правда – они ведь и про наркотики спросили. Голова, качнувшись, упала на плечо. Там я ее и оставила.
Коп сказал, что от меня пахнет спиртным, и спросил, пьяна ли я.
Я сказала «да».
В полицейской машине я просидела долго. Наручники никто не ослабил, пот заливал в ссадины, от соли ужасно щипало руки, от запаха крови выворачивало желудок. Я видела мелкие кусочки щебенки в коленях и чувствовала их в ладонях и локтях. Я повернула голову и увидела Сэма, лежавшего ничком на траве. Сверху на него навалились двое полицейских. Сэма посадили в другую машину.
Наконец коп подошел ко мне и ослабил наручники, потом сел за руль крузака и отъехал от кладбища. По дороге он отчего-то молчал (не подумайте, что я жалуюсь). Моя голова со стуком ударялась о стекло. Из полицейского радио слышался треск и монотонный голос диспетчера, перечислявшего коды (ссоры на бытовой почве и угон машины).
Коп сказал, что отвезет меня домой, а не в участок, за что я осталась благодарна. Мы почти доехали до моей улицы, когда из рации донеслось знакомое имя – Дилан. Я напряглась, силясь разобрать сквозь помехи, о чем говорит диспетчер. При мысли о Дилане я засмеялась – Дилан мой хороший приятель, можно сказать, лучший друг. Сегодня мы пошли бы с ним гулять, если бы он снял трубку, когда я звонила.
Было уже два часа ночи. Я, пьяная от пива, начала ржать при мысли увидеть Дилана в полицейском участке. Мне было интересно, что он натворил, чтобы копы забрали его посреди ночи?
Диспетчер назвала несколько кодов и снова повторила его имя, а затем попросила вызвать «Скорую» по причине возможного передоза. Сначала я думала, что ослышалась, но диспетчер повторила, и я разрыдалась, повторяя между всхлипываниями:
– Нет, нет, не может быть, не верю!
Коп спросил, что случилось, и я ответила, что знаю этого парня.
Домой он меня довез уже в истерике, довел до двери и объяснил матери, что меня нашли пьяную на кладбище в компании юношей-подростков. Я опустилась в кресло, слушая, о чем говорят мать и полицейский на пороге. Я крикнула матери, что сказали по рации. Мама обернулась. Коп посмотрел на нее и спросил, не знает ли она чего.
Оказалось, у Дилана действительно передоз. Судя по всему, он сбежал из дома, как только это обнаружилось. Мать рассказала, что Дилан прибегал в час ночи, босиком и без рубашки. Она дала ему футболку и, видя неладное, спросила, в чем дело. Дилан объяснил, что перебрал прозака и других лекарств. Они немного поговорили, и он ушел.
Не подозревая, что я на кладбище, Дилан пошел туда – там проходит дорога к каменному карьеру на лесистом участке, совершенно пустынном по ночам. Дойдя до карьера, Дилан улегся умирать. Его забрала «Скорая». В крови нашли пятьдесят миллиграммов прозака и следы кокаина, а в желудке пригоршню таблеток кардиопрепарата. Некоторое время Дилан провел в коме, затем сердце не выдержало.
Что-то или кого-то от нас могут забрать очень быстро – исчезают, не успеете и глазом моргнуть. Наши с Диланом встречи мне словно приснились. Я спрашивала себя – ОТЧЕГО Я ЕМУ НЕ ПОМОГЛА? Я пыталась, я его ПОНИМАЛА, я делала вид, что мне все равно, и мне кажется, он это знал. В целом, я ощущала бессилие. После самоубийства друзей все так странно – на душе одновременно вина и горечь. Наверное, это чему-то учит. Я научилась больше ценить живых, чтобы, не дай бог, не начать ценить уже мертвых.
За несколько недель до смерти Дилана мы с ним обнимались у меня в подвале. Он рассказывал, что ему приснился Судный день: черепа летали по небу, в землю то и дело били молнии, и никто ему не помог, даже я. Потом мир рухнул – и Дилан с криком проснулся.
* * *
Дорогой Никто!
Прошло несколько недель после самоубийства Дилана, а я все никак не смирюсь. Джефф ведет себя как мудак – он, видите ли, не может со мной общаться, пока я «такая». Мы снова крупно поссорились и не разговариваем. Как раз то, что мне сейчас надо.
* * *
Дорогой Никто!
Я не писала в эту чертову тетрадку довольно давно. Короче, все СИЛЬНО усложнилось. Если одним словом, я много пью. Больше, чем раньше, А ЭТО МНОГО!
К тому же (Я ПИШУ ЭТО ПЬЯНАЯ) я появляюсь пьяной на улице. Меня всякий раз арестовывали, кроме одного, набралось уже сто шестьдесят пять долларов штрафа, которые придется выплачивать, видимо, участием в общественных работах. Руки, колени и локти у меня в клочья с того раза, когда коп сшиб меня с ног у кладбища, придавил к земле, козел, и надел слишком тесные наручники.
Уже не сосчитать, сколько раз с тех пор на меня надевали наручники…
* * *
Дорогой Никто!
Вчера вечером позвонил Джефф, чтобы извиниться насчет Дилана. Его слова меня удивили, как и нежность в голосе. Слышать его голос было все равно как слушать песню, которая раньше казалась красивой и особенной, и услышав ее снова, забываешь, почему в какой-то момент перестал ее слушать.
Я еще помню. А может, и всегда буду помнить.
При всей своей красоте эта песня довела меня до слез. Она меня неимоверно опечалила. Ее мелодия все время меняется – то обман, то оскорбление, то извинения, то признание в любви.
Меня преследует голос Джеффа – будто в голове крутится песня, к которой я помню не все слова.
* * *
Дорогой Никто!
Я счастлива! Я влюблена. С Джеффом я такая счастливая – улыбаюсь, не замечая того. Сердце неровно бьется при мысли о Джеффе, под ложечкой замирает всякий раз при виде его. Ноги подкашиваются, дыхание становится прерывистым, когда я говорю с ним. С Джеффом моя красота становится еще ярче, моя натура еще одухотвореннее!