Пройдет всего два месяца, и ее погладит по голове (к сожалению, только в прямом, но не в переносном смысле) художник Николай Николаевич Вышеславцев. Впоследствии она скажет о нем: «ханжа, который меня хотел спасти от моих дурных страстей». Это несправедливо – как почти все высказывания Цветаевой о своих бывших увлечениях. Вышеславцев не был ханжой, он был человеком европейски образованным, знатоком не только литературы и искусства, но и философии… и полной противоположностью Цветаевой – «ни легкомыслия, ни божественной беспечности, ни любви к часу…». «День – для работы, вечер – для беседы, а ночью нужно спать», – это он говорит Марине, с ее «безмерностью» и необузданностью страстей. Эти слова Вышеславцева она сначала записала в записную книжку, а потом сделала эпиграфом к одному из стихотворений большого цикла Н.Н.Н.

Весь цикл – полемика с Вышеславцевым, отстаивание своей правоты («Ты – каменный, а я пою, / Ты – памятник, а я летаю…», «…всех перелюбя, / Быть может, я в тот черный день / Очнусь – белей тебя!»). Именно в этот цикл входит знаменитое стихотворение:

«Гранитные колена» сейчас нужны Марине Ивановне (конечно, подсознательно), чтобы воскреснуть («Что меня к тебе влечет – / Вовсе не твоя заслуга!»). С самых первых встреч она понимает: «Не хочешь ты души моей». А потому – «Времени у нас часок./Дальше – вечность друг без друга!».

Сергей Эфрон писал Волошину, что Марина – человек страстей – тем не менее обладает зорким, холодным умом. «Все заносится в книгу. Все спокойно, математически отливается в формулу». Записи о Вышеславцеве подтверждают, что муж знал ее, как, наверное, никто другой. «Н.Н. хитер. Зная, что будет мучиться от меня, предпочел мучить – меня», «мне подозрительна радость, с которой Н.Н. встречает каждую мою просьбу: так радуешься – или когда очень любишь, или когда цепляешься за внешнее, чтобы скрыть внутреннюю пустоту к человеку. Первое – не mon cas [17] ».

Записи о Вышеславцеве перемежаются с общими рассуждениями Цветаевой о любви и о том, как она любит. «Никогда – никогда – никогда – не сближалась без близости духовной (хотя бы мнимой!) – и как часто – без близости телесной (доверия)».

«Телесное доверие – это бы я употребила вместо: страсть».

«Какие-то природные законы во мне нарушены, – как жалко!»

«Всякая моя любовь (кроме Сережи) – Idille – Elegie – Tragedia – cerebrale» [18] .

«Близость – какое фактическое и ироническое определение».

«Тело в любви не цель, а средство».

«Подумать о притяжении однородных полов. – Мой случай не в счет, ибо я люблю души, не считаясь с полом, уступая ему, чтобы не мешал».

«Была ли я хоть раз в жизни равнодушна к одному, потому что любила другого? По чистой совести – нет. Бывали бесстрастные поры, но не потому что так уж нравился один, другие мало нравились. Не люби я никого, они бы мне все равно не нравились. Одна звезда для меня не затмевает другой – других – всех! – Да это и правильно. – Зачем тогда Богу было бы создавать их – полное небо!»

Эти записи многое проясняют в отношении Марины Цветаевой к мужу.

Параллельно с циклом Н.Н.Н. пишутся и стихи, посвященные Сергею Эфрону и обращенные к нему. «Всякая моя любовь, кроме Сережи обязательно кончается», – об этом и о неиссякаемой любви к мужу стихотворение от 18 мая 1920 года – в самый разгар увлечения Вышеславцевым.

В голодные годы (1919–1920) Цветаева продавала все, что могла продать. Но, даже глядя на прозрачных, как тень, детей, обручального кольца она не продала.

Вышеславцев, конечно, скупой лаской как-то поддержал Цветаеву, но главное, что привязывало ее к жизни, – мысль, что Сергей, быть может, не погиб.

К осени 1920 года отношения с Вышеславцевым окончательно исчерпали себя.

Осенью 1920 года остатки Белой армии навсегда покидали Россию – корабли увозили их в турецкий город Галлиполи. Там Сергей Эфрон пробыл около восьми месяцев, разделяя с товарищами все тяготы армейской жизни: голодал, холодал в палатках, тосковал по Родине и семье.

Марина Цветаева не знала, удалось ли мужу уехать или его кости навсегда остались в русской земле. Она молится за него и требует этого от Али.

Но надежда становилась все слабее и слабее. В десяти стихотворениях цикла «Разлука» Цветаева то совсем уже уверена в смерти мужа («Меж нами струится лестница Леты»), и тогда она мечтает отправиться вслед за ним: («…вниз головой / С башни!»), то продолжает надеяться («Чтоб не избрал его / Зевес – / Молись!»). То сожалеет, что на земле ее держит «Последняя прелесть, / Последняя тяжесть – / Ребенок…», то утверждает: «…с этой последнею / Прелестью – справлюсь…»

В марте 1921 года уезжал за границу Эренбург. Цветаева умоляла его разыскать Сережу. Илья Григорьевич обещал сделать все возможное и увез с собой письмо Марины Ивановны:

...

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 56

Перейти на страницу: 1234567891011121314151617181920212223242526272829303132333435363738394041424344454647484950515253545556