Он проводил нас своими черными острыми глазками и вновь склонился над чертежами. Второй монах, лет тридцати, был высок и хорошо сложен. Лицо его, изборожденное ранними морщинами, отличалось красивыми и правильными чертами, а волосы, обрамлявшие тонзуру, были желты, как солома. Я успел разглядеть также, что у него большие светло-голубые глаза. Он томно посмотрел на Марка, который ответил ему холодным взглядом. Когда мы приблизились, монахи поклонились приору, получив в ответ едва заметный кивок.

— Все это очень интересно, — прошептал я Марку. — Создается впечатление, что над этим монастырем вовсе не нависает угроза упразднения. Они говорят о реконструкции церкви так, будто уверены — их обитель простоит вечно.

— А вы заметили, как пялился на меня тот высокий монах?

— Еще бы. Это тоже весьма интересно.

Мы уже приближались к дому, когда старый монах в белой рясе, стоявший у церковной стены, выступил вперед и оказался на дорожке прямо перед нами. Это был тот самый картезианец, которого мы уже видели во внутреннем дворе. Приор поспешил ему навстречу.

— Брат Джером! — сердито крикнул он. — Сейчас не время для твоих выходок! Прошу тебя, возвращайся к своим молитвам.

Картезианец, едва удостоив приора презрительным взглядом, обошел его, словно неодушевленный предмет. Я заметил, что он приволакивает правую ногу и при ходьбе тяжело опирается на костыль. Левая его рука явно была повреждена и безжизненно висела вдоль туловища. На вид ему было около шестидесяти лет, редкие волосы были куда белее, чем его потрепанная, покрытая пятнами ряса. Но яростные глаза старого монаха так и сверкали на бледном изможденном лице. С неожиданной ловкостью, увернувшись от приора, пытавшегося преградить ему путь, он подошел прямо ко мне.

— Так ты посланец лорда Кромвеля? — спросил он надтреснутым дребезжащим голосом.

— Да, сэр.

— Все, взявшие меч, мечом погибнут. Известны тебе эти слова?

— Евангелие от Матфея, глава двадцать шесть, стих пятьдесят два, — ответил я. — Но что вы хотите этим сказать? — Мысль о злодеянии, приведшем меня сюда, мгновенно пришла мне на ум. — Вы намерены сделать признание?

В ответ монах разразился презрительным смехом.

— Нет, горбун, я просто напомнил тебе слова Господа нашего, ибо они истинны.

Приор Мортимус схватил картезианца за здоровую руку, пытаясь оттащить его прочь от меня. Тот стряхнул его ладонь и захромал прочь.

— Прошу вас, не обращайте на него внимания, — взмолился приор. Лицо его побледнело, и малиновые прожилки вен резко проступили на жирных щеках. — Бедняга не в своем уме, — добавил он, поджав губы.

— Но откуда он здесь? Что делает в вашем монастыре монах картезианского ордена?

— Видите ли, мы разрешили ему жить здесь, снисходя к его достойному жалости состоянию. К тому же об этом просил его родственник, чьи земли находятся по соседству с нашими.

— А из какого он монастыря?

— Он прибыл из Лондона, — с явной неохотой сообщил приор. — Мы так и зовем его — Джером из Лондона.

У меня глаза на лоб полезли от удивления.

— Так, значит, он из того самого монастыря, где приор и половина монахов отказались присягнуть на верность королю, и были подвергнуты казни?

— Но брат Джером принял присягу, — сказал приор. — Правда, не сразу. Господину Кромвелю пришлось приложить для этого определенные усилия. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Его пытали на дыбе?

— Да, Джерома подвергли страшным истязаниям. Тогда-то он и повредился в уме. Впрочем, страдания, которые он перенес, — лишь заслуженная кара за неповиновение, не так ли? А сейчас мы держим его у себя из милосердия. И надо признать, зачастую он испытывает наше терпение.

— А что он имел в виду, когда процитировал Евангелие?

— Одному Богу известно. Я же говорю, этот человек не в своем уме.

С этими словами приор повернулся и открыл калитку. Вслед за ним мы вошли в сад, где среди голых колючих ветвей цвело несколько зимних роз. Я обернулся, но хромоногий монах уже скрылся из виду. Однако воспоминание о его горящем взоре заставило меня содрогнуться.

Приор постучал в дверь, и она незамедлительно распахнулась. На пороге стоял здоровенный малый в синем одеянии монастырского служки. Он обеспокоенно скользнул взглядом по нашим лицам.

— Эти господа прибыли из Лондона по поручению главного правителя, — сообщил приор. — Они желают срочно видеть аббата. Он дома?

Служка согнулся в почтительном поклоне.

— Вы прибыли по поводу этого ужасного убийства, господа, — пробормотал он. — К сожалению, нас никто не предупредил о вашем приезде. Аббат Фабиан еще не вернулся, хотя мы ожидаем его с минуты на минуту. Но входите, прошу вас.

Он провел нас в просторный зал, обшитый панелями, на которых были изображены охотничьи сцены.

— Полагаю, вам будет удобнее подождать в приемной, — предложил приор.

— А где сейчас доктор Гудхэпс?

— В своей комнате наверху.

— Прежде всего, мы поговорим с ним.

Приор кивнул служке, и тот провел нас по широкой лестнице на второй этаж. Остановившись у закрытой двери, приор громко постучал. До нас донесся приглушенный возглас, затем звук поворачиваемого в замке ключа. Дверь со скрипом распахнулась, и какой-то бледный растрепанный человек недовольно уставился на нас.

— Приор Мортимус, — произнес он визгливым голосом, — зачем так колотить в дверь? Вы меня испугали.

Губы Мортимуса тронула сардоническая усмешка.

— Неужели? Примите мои извинения. Но вы в полной безопасности, любезный доктор. Лорд Кромвель прислал нам своего эмиссара, который намерен расследовать свершившееся преступление.

— Доктор Гудхэпс? — осведомился я. — Я — Мэтью Шардлейк, посланник лорда Кромвеля. Он направил меня сюда, получив ваше письмо.

Доктор минуту помедлил, потом шире распахнул дверь и позволил нам войти в свою спальню. То была довольно просторная комната с широкой кроватью под пологом и толстыми подушками, лежавшими прямо на полу и заменявшими кресла. Единственное окно выходило в шумный внутренний двор. На полу громоздилась целая гора книг, на вершине которой чудом держался поднос с кувшином вина и оловянными кружками. В очаге горел огонь, и мы с Марком разом устремились туда, так как промерзли до костей. Я повернулся к приору, который стоял в дверях, не спуская с нас обеспокоенных глаз.

— Спасибо, брат. Надеюсь, вы будете настолько любезны, что сообщите нам, когда прибудет аббат, — сказал я.

В ответ приор молча поклонился и удалился прочь.

— Во имя нашего Спасителя, заприте скорее дверь, — взвизгнул старый доктор, нервно ломая руки.