Он уже втихомолку начал привыкать и к специальной пасте, заменяющей здесь бритву и напрочь удаляющей щетину, и к мысли, что о нём здесь попросту забыли, оставив на съедение оказавшейся на редкость въедливой и педантичной Альфе.

Однако оказалось, что нет. Едва Александр очередной раз отвалил от искинта, накормленный сведениями словно сытый удав кроликами, как часть стены отъехала в сторону и на пороге возник щуплый подросток с таким же, как и у него самого ошейником. И немного более старший субъект в серо-стальной одежде, чья военная или полувоенная принадлежность не оставляла на этот счёт никаких сомнений. Равно как и обретающееся в плечевой кобуре тупорылое устройство самого что ни на есть понятного вида. Хотя и незнакомого облика, но ухватистая рукоять с удобно расположенной кнопкой и короткий ствол с насадкой - хех, если не пистоль, то лучемёт, бластер или как оно тут называется.

Да и взгляд у местного вертухая оказался эдакий цепко-колючий, весьма знакомый по оставшимся в невесть какой дали спецназовцам.

– Собирайтесь, - коротко и хмуро распорядился тот, пока подросток топтался в уходящем в темноту скупо освещённом коридорчике.

Почесав в затылке, Александр ответствовал, что собирать-то особо нечего - жаль только настройки, с таким трудом подобранные к тутошнему искинту. Да план занятий с уже отмеченными галочками напротив изученных пунктов и проставленными за них отметками. А сам уже надевал сапоги - ибо "дома" ходил босиком.

– Помоги, - распорядился охранник, даже не подумав сдвинуться с места.

И тощий паренёк, опасливо косясь на горой возвышавшегося над ним механика, шустро скользнул в комнату. Из незамеченного прежде выдвижного ящичка добыл нечто плоское и почти квадратное. Вставил в прорезь, вопросительно и ожидающе взглянул на Александра бегающими глазами.

Тот только непонимающе пожал плечами.

– Модуль памяти, - нехотя отозвался тщедушный помощник. - Прикажи искинту сбросить всё нужное.

Понимающе ухмыльнувшись, хозяин пробудил Альфу и распорядился скинуть всё необходимое на модуль. Эвакуироваться, в общем. Вполне возможно, что и у искинтов существуют некие симпатии и антипатии, ибо в девичьем голосе неожиданно послышались тоскливые нотки. Зато аборигены откровенно ошалели от нежно обволакивающего их бархатистого, с пикантной хрипотцой контральто. И вовсе уж неожиданностью оказался на прощание полыхнувший во весь экран роскошный букет алых и белых роз.

Особенно если учесть, что такие цветы в мирах Фиолко не известны…

На осторожный вопрос насчёт того, куда едем, топающий сзади охранник недовольно процедил:

– За пять дней никто не прислал запрос приобрести себе такого сильного, агрессивного и необученного раба. И по закону вы направляетесь на общественные работы…

Остаток пути по грубо вырубленному тоннелю с через равные промежутки встречающимися светильниками прошёл молча. И лишь при выходе в жутко похожую на оставшиеся в бесконечой дали станции метро подземную залу к ним подошла стройная девица в такой же, как и охранник, униформе. Почирикала вполголоса с сопровождающим, освободила его от конвоя. Но во взгляде, что она бросила на Александра, что-то ощутимо переменилось, когда она пристально, с неким пока ещё непонятным интересом, рассматривала его.

– Почему не в положенной красной одежде, раб? - процедила она холодным и весьма неприятным голосом. - Пять секунд наказания.

Порывшись в памяти, механик обнаружил, что ему как потенциально опасному субъекту, предписано передвигаться за пределами личной комнаты в ярко-алом комбинезоне.

– Да откуда ж мне его взять-то? - с сомнением спросил он.

Девица сладко улыбнулась, словно ей преподнесли миллион на блюдечке с голубой каёмочкой.

– За непослушание и пререкания с приставленным охранять гражданином - ещё пять секунд, - а сама, стерва, с надеждой уставилась на него - очевидно, ожидая дальнейших промашек с его стороны. И чуть ли не облизывалась от предвкушения…

Мгновенно осознав пагубность и бесполезность всяких разговоров с этой выдрой, Александр лишь пожал плечами. Однако при его комплекции и в противовес весьма субтильной конституции здешних аборигенов вышло это настолько внушительно, что охранница отпрыгнула, хватаясь за оружие. Побелевшее от испуга лицо её перекосилось, и трясущимися губами она выдавила:

– Гражданин Селестан, вы свидетель - попытка нападения раба на охрану. Ещё десять секунд наказания! И сутки карцера!

Наблюдавший за этой сценкой стражник, ещё не успевший уйти в боковую дверь, поморщился в ответ и неопределённо дёрнул плечом. И долговязая с невыразимым наслаждением на лице щёлкнула в сторону уже не ожидающего ничего хорошего человека выхваченным из кармашка пультом.

Вымахнувшая из полузабытого и доселе казавшегося безобидным ошейника боль полоснула словно кипятком по обнажённым нервам. Швырнула на грубый каменный пол, выворачивая в судорогах всё тело. И остатками уплывающего в безумие соображения Сашка понял, что не оставившей ни единой щелочки пыткой, ему даже не позволено потерять сознание…

Всё когда-нибудь кончается. Кончилась и эта боль. И Александра, каждая клеточка которого ещё вопила от боли, забросили в вагон, как мешок с картошкой. Холод стылого металл постепенно остудил горящее тело, а лёгкое покачивание и постукивание движущегося поезда даже помогло немного прочистить мозги…

В себя он более-менее пришёл лишь тогда, когда его безвольно обмякшее тело за руки выволокли из вагона, провезли немного на грязной и немилосердно трясущейся тележке. Сорвали одежду - последнее, что ещё связывало молодого старлея с родиной - и невзирая на его слабые попытки запротестовать по этому поводу, швырнули в какую-то тёмную яму с чавкнувшей жижей. Где-то наверху ещё расслышался горьковато-злорадный смех охранницы. Свет померк, хлопнула крышка - и наступила полная, даже какая-то неестественная тишина.

Против ожидания, в здешнем карцере вовсе не оказалось ни ледяного холода, ни удушающей жары. Ни надоедливо рвущих уши ревунов, ни ослепляющего, как только ты вознамеришься подремать, света прожекторов. Наоборот, поглотившая человека с головой густая жижа оказалась точно соответствующей температуре тела. Так что Александр не почувствовал почти ничего. Как удавалось при этом ещё и дышать в чернильных потёмках, оставалось только загадкой.

Пожав плечами, он вдруг ощутил… что не ощутил ничего. В панике замолотил руками и ногами, попытался ощупать себя - но с трудом уловил лишь быстро погасшее чувство некой вроде преграды. И всё. Захватившая человека жидкость неким изощрённым и коварным способом гасила абсолютно любое восприятие - так что Александр даже не мог с уверенностью сказать, не перевернулся ли он во время своих барахтаний вверх тормашками.

Ощущение, вернее полное отсутствие ощущений оказалось настолько гадкой штукой, что только силой воли заставивший себя замереть человек лишь предёрнулся от мысли - насколько же извращённые здешние средства наказания. Даже не знаешь толком, двигаешься ты или нет. Жив ещё или же отправился в места, откуда возврата нет…