«О, это вы? Какая неожиданность! Знаете, я тогда забыла сказать вам…»

Забыла сказать – о чем?

– Мадемуазель, вам, как обычно, кофе и большой стакан воды?

Официант ушел.

Было еще довольно тихо – спокойный период, предваряющий массированное нашествие на рестораны. Два паренька пинали по площади консервную банку. Из окна первого этажа высунулась женщина, закричала:

– Софиан, Наруаль, быстро домой, пора делать уроки!

Лора откинулась на спинку стула. Этот голос напомнил ей другой – голос ее матери…

«Лора, из школы возвращайся прямо домой, ты поняла?»

Ей приходилось выслушивать многословные предостережения, в которых речь шла о страшных опасностях, что подстерегают маленьких девочек, в одиночестве гуляющих по улицам. У нее не было друзей: она жила между школой, двором и квартирой – двухкомнатной клетушкой с кухонькой и душевой кабиной возле туалета. Высунувшись из окна, она могла разглядеть кусочек улицы Рокетт и парикмахерскую, где ее мать без конца стригла, укладывала, завивала и красила волосы дамам из окрестных домов. Отца она видела только на фотографии. Мать, говоря о нем, называла его «этот бабник», «эта скотина», или – когда бывала в настроении – «тот человек». В минуты особой нежности она сжимала Лору в объятиях так крепко, что у девочки перехватывало дыхание, и брала с нее клятвенные обещания. Лора повторяла, что никогда ее не бросит – уж тем более не ради мужчины, «ведь всем этим сволочам нужно только одно».

Вечером, засыпая, она вспоминала все фильмы, которые видела. Она тихо вставала с кровати, забиралась на стул и разглядывала себя в висевшем над камином зеркале. Сбрасывала ночную рубашку и из-под опущенных век изучала свое тело, воображая мир, в котором ее ждет совсем иная, полная событий жизнь. Она обещала себе, что никто и ничто не станет руководить ее жизнью – позже, тогда, когда она станет свободной.

Лора вздрогнула. Поднялась, заплатила за кофе. На тротуарах один за другим зажигались фонари. Она медленным шагом вернулась на улицу Патриархов, прошла мимо фотоателье. Еще не пришло время для встречи с призраками.

Нелли взглянула на часы. Закутанный в одеяло Миро тяжело дышал. Высвободившись из его объятий, она собрала одежду. Быстро оделась, раскрыла пудреницу и в маленькое зеркальце увидела, что он пристально смотрит на нее.

– Уже уходишь? Я пойду с тобой, – сказал он.

– Не нужно, я возьму такси. Ты мне позвонишь или я тебе?

Он приподнялся на локте.

– Послушай, Нелли, ты замужем, у тебя ребенок…

Она отвернулась, бросила пудреницу в сумку.

– Все ясно. Ты получил, что хотел, а теперь от меня избавляешься, – бросила она резким тоном.

Миро глубоко вздохнул. Как заставить ее понять, что эта игра заранее проиграна?

– Жаль, что ты считаешь меня способным на такое. Я лишь хотел сказать, что решать тебе.

Она взглянула на него так, будто бы он ее ударил.

– Чертов лицемер! Если бы ты не попросил, я никогда бы не совершила такой ошибки, никогда не купилась бы на твои причитания!

Изумленный Миро сел, опершись на спинку дивана.

– Подожди-ка, что ты имеешь в виду?

– Ты меня дурой считаешь? Если бы ты не подсунул мне под дверь это свое слезливое письмо, ничего бы не было!

– Нелли, я тебе не писал. Я не был у тебя с субботы. Наверное, ты меня с кем-то спутала, – устало ответил он.

– Скотина! – крикнула она в ярости. – Да ты просто тряпка, ты никогда не мог совладать со своими желаниями, ты не… Это еще что?

Она застыла на месте. Миро услышал, как в замке поворачивается ключ. В прихожей зажегся свет. Нелли изумленно обернулась. В дверях стоял высокий, растрепанный молодой человек. Он смущенно смотрел на них.

– Извините меня, я не знал, – забормотал он, пятясь назад, на лестницу. – Я уже ухожу…

Он вздрогнул, когда Миро поднялся с дивана в чем мать родила.

– Селим, черт тебя дери, здесь не проходной двор!

Селим застыл и уже не осмеливался двинуться с места. Но угроза, написанная на лице Миро, все же вывела его из оцепенения. Он бросился на лестницу, приговаривая:

– Не беспокойтесь за меня, я подожду!

– Хренов придурок, – бормотал Миро, пытаясь натянуть трусы.

Нелли неподвижно стояла, глядя на распахнутую входную дверь, лицо ее окаменело от ярости. Она медленно повернулась к Миро.

– Ты был прав, твоя новая женщина вовсе не требовательна. Как трогательно! – презрительно проговорила она.

– Это мой приятель, я приютил его на пару дней. Впрочем, хватит, я в эти игры больше не играю. Давным-давно я испытывал к тебе очень сильные чувства. Сегодня я не стану довольствоваться объедками, – холодно парировал он.

Нелли покраснела. Сжала губы, словно пытаясь сдержать боль. Повернулась к выходу.

– Ты об этом пожалеешь! – бросила она и пошла вниз по лестнице.

Миро инстинктивно поднял глаза на керамический бюст – Нелли вылепила его в начале их совместной жизни, Миро был ее моделью. Она очень старалась соблюсти все пропорции, точно передать все его черты, но результат лишь отдаленно напоминал оригинал. И все же Миро любил эту неудачную скульптуру, напоминавшую о счастливом периоде его жизни. Точно так же он был привязан и к рисунку углем – еще одному произведению, для которого он много часов позировал. У нее не было никакого таланта – но тогда я еще что-то значил для нее. Бедная Нелли… Почему он ее жалеет, хотя должен бы ненавидеть? Он отправился в душ и стоял под сильной струей воды, пока ему не стало больно.

«Как же все сложно!» – подумал он, падая на кровать.

Он чувствовал себя виноватым, но не мог понять, почему. Закрыв глаза, он попытался забыться. Стало только хуже. Вновь подступила тревога. В горле застрял ком, все существо его наполнила грусть, которая постепенно сменилась смутной тоской, заставлявшей его испытывать жалость не только к себе самому, но и ко всему миру, ко всему сущему.

Вопли близнецов Левассёр резко вернули его к реальности. Он не сразу сообразил, где находится. Почувствовал, что на ногах лежит что-то теплое и тяжелое, и увидел два золотистых глаза. В конце концов, он не одинок, Лемюэль всегда рядом. Миро включил радио и открыл книгу, желая поскорее оказаться в безумной вселенной Фредерика Брауна[30].

Девушка в наушниках никак не могла собраться с духом и вернуться к себе. Здесь, в ярко освещенной пивной, в толпе завсегдатаев, среди разговоров, смеха, звона стаканов она была в безопасности. Когда она чувствовала себя одинокой – по-настоящему одинокой, – это место всегда обеспечивало ее теплом человеческого общения. Она заказывала пиво и бутерброд и принималась наблюдать за посетителями. Разговор в кафе ни к чему не обязывает, ты никогда больше не встретишь собеседника. Девушка пользовалась проверенным методом. Она начинала диалог с безобидного вопроса: «У вас найдется зажигалка?» – будто бы стучала в дверь: если откроют, она войдет, если нет, настаивать не будет. Она общалась со всеми: со стариками, которым не хотелось возвращаться домой; с одинокими мужчинами, ищущими приключений; с заядлыми игроками в электрический бильярд; с пьянчужками, пестрыми отбросами общества, что льнули к стойке бара или сидели на лавках в ожидании ночи, а затем исчезали в ней. Девушка никогда не переходила границ, ею же для себя установленных: поговорить, обменяться парой шуток, немного посидеть за стаканом пива – не более того.