Или в тренерской. В общем, в тренерском зале.

Димидко наконец окончательно определился с основным составом.

Роли распределились почти так, так, как я и думал: резвый нападающий, 18-летний Антон Рябов, встал к Погосяну. В отличие от Матвеича, лучший стартовый рывок позволял Рябову резко отрываться от соперника, и эта же резкость помогала ему лучше открываться и предлагать себя нашим полузащитникам.

Матвеича Димидко переместил в защиту вместо Быкова, который сел на скамейку запасных вместе с Гребко. Украинец совсем не расстроился — он и сам понимал, что не тянет. Опорником вместо него встал Костя Лабич, которому восемнадцать исполнилось неделю назад. Несмотря на молодость, игрок был вполне зрелым по меркам второй лиги, так как хорошо чувствовал позицию и здорово играл на перехвате. При этом он был очень резким и по-хорошему наглым, выгрызая землю из-под ног вражеских нападающих, вырывая мяч практически с ногами.

А вот Дрозд-Дятел потух, когда его заменили рослым смуглым Игорем Думченко, который в свои восемнадцать смотрелся на все тридцать и лохматостью напоминал гостя с солнечного Кавказа. Хотя я удивился бы, если б Димидко оставил Дятла: разъезды очень его утомили, он опаздывал на тренировки, и вообще непонятно, не взбрыкнет ли в последний момент его жена, не запрет ли мужа дома накануне соревнований.

Ранюков же, потеряв позицию, не расстроился, он отлично понимал, что не тянет и рискует подвести команду. Полчаса побегать он мог, и работал неплохо, но потом умирал и терял темп, в отличие от низкорослого, чуть выше Микроба и Любомира Бурака.

Колесо свою позицию сохранил — единственный из ветеранов-динамовцев, потому что на позиции центрального защитника играл надежно, грамотно командовал оборонительными построениями и давал подсказки не только Думченко, но и Матвеичу со мной.

Сегодня Сан Саныч никого выгонять не стал, а про Быкова будто бы вовсе забыл. Это он правильно. Не нужна мне репутация тренерского любимчика. Да и ветераны на меня окрысились бы окончательно. Может, они и правда ничего эдакого не заметили и защищали Быка только потому, что он свой. А тут, понимаешь, приехали чужие и наших бьют. Но осадочек остался. Спиной к ним поворачиваться я точно не стану.

Распустил нас Димидко ровно в шесть, и мы все направились в раздевалку: сперва бывшие динамовцы, потом молодые новички-белорусы и ветераны «Титана». Все это время я чувствовал недобрые взгляды местных.

Раздевалка загудела, наполнилась разгоряченными мужскими телами. Я повернулся к своему шкафу, чтобы достать из рюкзака полотенце, и тут меня рывком развернули — еле на ногах удержался. Надо мной угрюмой скалой навис Быков.

— Крыса ты поганая, — прогудел он, поднес кулак к моему лицу. — Врезал бы, да ты ж жаловаться побежишь, шестерка Димидковская.

— Я бы тебя вообще в дерьме утопил за такие выходки, — спокойно ответил я.

Гул стих. Все замерли, между нами попытался втиснуться Кошкин, но Быков отшвырнул его легко, будто собачонку.

— Ты, плесень, сперва докажи!

Я сказал то, что давно хотел:

— Мне не надо ничего доказывать. Все и так видят, что ты импотент от футбола: хочешь, но не можешь…

Такого Быков не стерпел — ударил со всей дури, но — слишком медленно. Я уклонился, и шкаф с треском разлетелся на обломки. Пробудилось внутреннее солнце и я, направляя энергию в руки, ударил.

Глава 7

Не знает счастья только тот, кто зова счастья не услышит

Удар пришелся в грудак. Хрюкнув, Бык разинул рот и сложился. По раздевалке прокатился удивленный ропот — это ж надо, такую гору мяса пробить!

Сзади донесся шепот-шелест:

— …бои без правил…

— …а вы не верили…

Я развернулся и обратился к ветеранам, а точнее — к Синяку:

— Главное, чтобы вы жаловаться не побежали. Он и правда Рябова нарочно сбивал так, чтобы травмировать.

— Откуда ты знаешь? — прогундел Синяк.

— А зачем мне Быкова оговаривать? Зачем лезть на рожон? Мне надо кого-то щемить и подсиживать? Нет. Если кто-то может ответить на эти вопросы — я слушаю.

На полу, скрючившись, сипел Быков. Поглядывая на меня с опаской, к нему подошел Щенников, потеребил его. Тот выкатил покрасневшие глаза и сел, вытирая слюну. Я взял полотенце и пошел в душ, думая о том, не сломал ли ему чего.

Как выяснилось спустя пять минут — не сломал. Правда репутация с Быковым рухнула, ну да хрен с ней. Мне с ним детей не крестить.

В понедельник мы ждали «Мебельщика» воодушевленные, рассчитывающие на победу в этом очередном товарищеском матче.

Это оказалась одна из тех унылых провинциальных команд, где игроки лишь обозначают свои места на поле, а тренер не интересуется вообще ничем. Ему бы поскорее закончить — и домой.

Играли они без огонька, в отличие от нас, обновленных титановцев, которых Димидко то и дело выпускал на замену, соревнующихся друг с другом за место под солнцем. Только Быков, молчаливый и злой, так и не встал со скамейки, и все время пялился в экран телефона.

То и дело я поглядывал на трибуны, где сидели Витаутович, Дарина и наш единственный болельщик, который в острые моменты вскакивал и что-то выкрикивал. В конце концов не утерпел, стал дуть в дуделку и вывесил бело-серебристый флаг «Титана» с каким-то изображением.

В итоге мы выиграли с разгромным счетом 6:0 и вернули уверенность, потерянную после матча с командой Белькевича.

Мы не хуже. Теперь так точно. Нам бы притереться друг к другу — и всех порвем.

Команда противника вообще не расстроилась. Игроки окружили Димидко, принялись брать у него автографы — все-таки он величина. Болельщик вился вокруг и снимал футболистов на телефон. Повертел головой, нашел меня, но на поле идти не решился, подождал, когда я направлюсь в раздевалку и перехватил у самого выхода.

— Вот это была игра, пацаны! — воскликнул он и полез обниматься. — Ваще круто! Можно тебя снять, Саня?

Я кивнул, он встал рядом, отодвинул руку с телефоном и заговорил, захлебываясь от восторга:

— Знакомьтесь, это Александр Нерушимый. — Я помахал рукой. — Отличный… Ваще блин боец и крутой вратарь. Ни одного мяча не пропустил! Я в «Титане» такого еще не видел! Болеем за «Титан»!

Домой мы шли все вместе, исключая ветеранов «Титана», но с Левашовым и Гусаком. Усилиями Дарины нога у Димидко почти прошла, и он топал на своих двоих, опираясь на трость. Новенькие пока не влились в коллектив и все вместе брели сзади. Почти стемнело, зажглись фонари, и наступила звонкая прозрачная тишина, когда каждый звук