– Мою участь уже вряд ли что-нибудь отяготит, – Рыжий поймал взгляд судьи и по тому, как тот зябко передёрнул плечами, понял, что ухитрился-таки заставить его почувствовать себя неуютно. – И я не вижу смысла в каких бы то ни было допросах. Всё уже решено, приговор вынесен, а этот фарс, названный вами судебным разбирательством, вы можете разыграть и без моего участия.

– Вы понимаете, о чём просите? – устало спросила Элана.

– Понимаю, – вздохнул Джернес. – Но, Элана… В конце концов, это ваша работа.

Теперь вздохнула Элана. Она не любила свою работу, и если бы ей было дано выбирать, она постаралась бы освоить какое-нибудь другое занятие. Но Бог-Создатель не оставил ей выбора, наградив её Даром, носители которого были наперечёт, и каждый ценился даже не на вес золота, а намного выше. Достаточно сказать, что во всём огромном Мейорсийском Ордене, самом крупном из объединений магов, телепатов насчитывалось лишь шестеро, включая Марсана, ныне пребывающего в приюте Святого Хударта, и Борнара, покойного наставника Эланы. Бежав из Мейорси после переворота, Борнар обосновался в Карпере и там взял в ученицы пятнадцатилетнюю девушку с редким Даром, но умер четыре года спустя, едва успев закончить её обучение. Элана знала, что многие завидуют её способности проникать в чужие души и слышать чужие мысли. Побыть бы этим завистникам в её шкуре хотя бы недельку, сразу бы уразумели, Дар это или проклятье!

– Моя работа заключается в допросах преступников, освидетельствовании душевнобольных и оказании им посильной помощи. Что я должна сделать сейчас? У вас есть сомнения в душевном здравии Кондара? Но, даже если и так, это ведь ничего не изменит, правда? Вы казните его в любом случае.

– Вы правы, Кондар должен умереть, и именно поэтому я прошу вас об этой услуге, ведь скоро спрашивать мне будет некого. А я хочу понять… Нет, не так: я должен понять.

– Что именно?

Некоторое время Джернес молчал.

– Я с большой симпатией отношусь к вам, Элана, – сказал он наконец. – Я также очень уважал вашего учителя, хотя, как вы знаете, в последнее время мы с ним не ладили.

Элана кивнула.

– Я не знаю, разделяете ли вы его взгляды… – добавил Джернес.

– Нет, не разделяю. Я, как и вы, считаю, что время Ордена прошло безвозвратно.

– Да. В том, что случилось, есть и наша вина. «Ястребы» посеяли семена, Кондар взрастил их, но вынужден признать, что почву для них мы вспахали и удобрили сами. Отныне маги в Мейорси должны стать такими же подданными, как и все остальные. Разумеется, мы организуем что-нибудь вроде гильдии… Впрочем, я отвлёкся. Поверьте, Элана, если бы я мог обратиться с этой просьбой к кому-нибудь другому, я бы так и сделал. Но вы – единственный известный мне телепат. И я прошу вас, помогите мне понять, что побудило моего друга стать нашим врагом, страшным и непримиримым.

– Вашего друга?

– Да, мы когда-то были дружны с Кондаром. Впрочем, тогда его звали иначе.

– А почему бы вам не спросить об этом его самого?

– Неужели вы думаете, что я не пытался? Но он отказывается отвечать. И мне, и суду. Единственное, что он согласился признать, это то, что всё, в чём его обвиняют, правда – и тут же добавил, что считает это не виной, а заслугой, а сам суд – фарсом. Больше от него не удалось добиться ничего, кроме дерзостей и насмешек. Даже его преосвященству он наговорил такого, что тот пригрозил ему отлучением от Церкви.

– И что же он сказал?

– Что святой Марханий, живи он в наше время, был бы рядом с ним, а епископ, живи он во времена Мархания, приносил бы кровавые жертвы, что, впрочем, он делает и сейчас, принимая участие в так называемом суде. На угрозу же отлучения он лишь рассмеялся и сказал, что поскольку Церковь в лице его преосвященства служит земным властям, а не Богу, то такую Церковь он отлучает от себя.

– Решительно сказано…

– Да уж. А когда его попытались одёрнуть, предложил заткнуть ему рот или вообще удалить из зала, если его присутствие мешает торжеству правосудия.

Элана качнула головой. Ещё лет триста назад человек, огнём и мечом истребляющий магов, заслужил бы безоговорочное одобрение Церкви, сколько бы крови он при этом ни пролил. Но с тех пор церковники пришли к выводу, что с магами лучше дружить, или, по крайней мере, не враждовать, разумеется, при условии, что те не будут выступать против Церкви и согласятся исполнять хотя бы основные обряды. Орден против этого не возражал, его адепты довольно регулярно посещали службы и платили церковную долю. Поэтому, глядя на разворачивающиеся в Мейорси события, Церковь хранила нейтралитет, позже сменившийся умеренным осуждением. Умеренным – потому что к магии она, несмотря ни на что, продолжала относиться весьма прохладно. Ещё с давних времён язычества, когда магами были в основном жрецы древних богов, активно использовавшие в своих целях человеческие жертвоприношения. Именно на магии крови, грубой, примитивной, но очень действенной, и держалось их могущество, и ещё долгое время после прихода Пророка, провозгласившего новую веру и запретившего кровавые жертвы, жрецы не спешили сдавать свои позиции. Их последний оплот находился в южной Мейорси, в уже тайных, но всё ещё пользовавшихся большим влиянием храмах.

Между тем и люди, принявшие истинную веру, тоже не спешили отказываться от магии. Они создали и начали развивать так называемую классическую школу, не предполагавшую пролития крови и использующую в качестве основы для выплетаемых заклятий внутреннюю силу самого мага, а также то, что он мог почерпнуть из окружающего мира. Заклятья стали слабее, но и изощрённее, ведь там, где раньше действовали грубой силой, теперь приходилось искать обходные пути. В конце концов новая школа магии оказалась вполне способна конкурировать со старой.

Поначалу Церковь не делала разницы между ними, давно и прочно объявив магию происками Безликого, стремящегося исказить замысел Создателя. Даже когда Лиэль, будущий Победитель, основал Орден, объявив его основной целью борьбу со жрецами, трансформировавшимися в народном сознании в Тёмных магов, Церковь не смягчилась. Жрецы были побеждены и уничтожены, Орден объединил прежде независимые княжества в единое государство Мейорси, а Святой Престол, уже довольно терпимо относившийся к волшебникам других стран, всё ещё провозглашал против него анафемы и призывал всех истинно верующих к Священному Походу против богомерзких магов. Но время шло, власть Ордена была прочна, а безуспешные походы весьма чувствительно били по кошельку и военной мощи самой Церкви. И та, хоть и скрипя зубами, в конце концов пошла на уступки. Она даже объявила еретиками тех упрямцев, что не согласились с политикой примирения. Особо упорных стали преследовать, и – вот ирония судьбы! – безопаснее всего ненавистники магов стали чувствовать себя именно в Мейорси, некогда назло церковникам провозгласившей у себя политику веротерпимости.

Так возникло «Братство святого Мархания», избравшее своим небесным покровителем погибшего на алтаре священника, причисленного к лику святых. Гербом Ордена был коронованный Земной Змей, мархановцы поместили на щит ястреба, клюющего змею. Пока «ястребы» ограничивались шипением по углам, Орден высокомерно их игнорировал, ограничиваясь санкциями против тех, кто поддавался их пропаганде. Таким способом маги надеялись изолировать наглецов, лишив их поддержки населения, но результат оказался прямо противоположным. Чем больше появлялось обиженных, тем большим влиянием пользовались «ястребы». В конце концов возглавлявший Орден Совет Магистров вздохнул и объявил «Братство» вне закона. Большая часть «братьев» была истреблена, оставшиеся эмигрировали или ушли в подполье. Но они оказались упрямыми, эти фанатики. Если где-нибудь в Мейорси начинались очередные волнения, или кого-нибудь из работающих на Орден людей, а порой даже магов побеспечней, находили в тёмном переулке с ножом в спине, Орден первым делом проверял, нет ли поблизости кого-нибудь из «ястребов», и, как правило, находил. Однако для большой и сильной организации всё это было не более что комариные укусы – неприятно, но особого внимания не заслуживает.