В их доме я познакомилась с клавесинисткой Анни Дорфман, с известным дирижером Фридрихом Бушем (он был тогда директором оперного театра в Глинденбурге и уговаривал меня дебютировать в «Кармен»), с семьей посланника Ирана в Швеции. Посланник был женат на очень полной княгине Радзивилл и имел детей, Нинон и Додо. С Нинон я дружна до сих пор – в юности она была придворной дамой при дворе персидского шаха, а позднее, в течение долгого времени – представительницей Дома Диора в Тегеране.

В Париже я любила бывать на «четвергах» у Щукиных. Главы этого известного семейства, самого Сергея Ивановича Щукина, знаменитого в Москве начала XX века коллекционера и мецената, тогда уже не было в живых. Но его жена со своей сестрой (обе были очаровательные старушки) и дочка Щукиных Ирина (потом она вышла замуж за графа Келлера) своим гостеприимством сумели создать в небольшой парижской квартире в Отей настоящий обставленный в русском стиле и увешанный картинами салон, куда приглашали молодежь хороших фамилий.

По четвергам там кипел серебряный самовар, пили чай, ели вкусные пирожки, разговаривали, смеялись, пели и танцевали. У них бывали граф Татищев, граф Келлер, графы Толстые, князья Оболенские, баронесса Софья Энден, князь Мещерский, барон Андрей Вольф…

Однажды в гостях у друзей мы встретили даму необыкновенной красоты и элегантности, Альму Эдуардовну Полякову. Она была родом из Австрии, в молодости встретила знаменитого Полякова, строителя железных дорог, из московской династии банкиров Поляковых. Детей у них не было… В Париже она стала попечительницей русских инвалидов и одной из первых начала пропагандировать во Франции русскую моду.

Альма Эдуардовна жила на авеню Анри-Мартен в большой квартире, которая была очень удачно разделена на две части коридором. Мы с мамой после смерти папы жили в отеле «Мажестик», но хотели обосноваться где-то в другом месте. Мадам Полякова, услышав об этом, помолчала… и – предложила нам прийти на следующее утро к ней: «Может быть, вам там будет хорошо».

Мы пришли. Бывший генерал, уже довольно пожилой и седой, в белой куртке мажордома, открыл нам дверь и провел в салон с мебелью стиля «бидермейер» и большим роялем, с окнами, выходящими на авеню Мартен. Генерал начинал работать у Поляковой после первого завтрака и выполнял свои обязанности до конца дня. Жена генерала была дивной поварихой.

Вскоре мы переехали к Альме Эдуардовне, заняв две комнаты и гостиную.

Здесь мне открылся новый мир. На каждом завтраке на авеню Мартен появлялись интересные люди – Феликс Юсупов, Бурбоны, Пьер де Фукиер – в прошлом дипломат, служивший в России; его дружба с Альмой Эдуардовной началась в Петербурге и длилась всю жизнь.

Де Фукиер, женатый на испанской аристократке, был отцом двоих замечательно красивых детей. Но несмотря на это и в Париже, будучи уже людьми весьма зрелых лет, они каждый день с Альмой Эдуардовной тайно встречались. И всегда это происходило в три часа дня.

С Альмой Эдуардовной жила ее мама, фрау Райе, королевского вида седовласая дама, сидевшая вечно в кресле, в бархатной жакетке с белым кружевным высоким воротником.

Вечера у г-жи Поляковой поражали необыкновенной смесью людей: артисты, художники, аристократы, пианисты, цыгане.

Всем было весело, и это веселье продолжалось ночи напролет.

Альма Эдуардовна очень привязалась к нам, брала меня с собою на все приемы и коктейли, где бывала, знакомила со светским и «кутюрным» Парижем (в тогдашних знаменитых Домах моды она была хорошо известна). И я до сих пор благодарна ей за все тонкости, которым она меня научила.

Альма Эдуардовна посоветовала мне, например, купить мое первое платье «от кутюр» у Магги Руфф.

Она помогла мне усвоить главное: женщина должна носить не просто красивые вещи, но те, которые идут именно ей. А для этого зеркало должно быть членом семьи! Это будет волшебное зеркало вашей души!

Все зависит от вашей манеры. Все должно выглядеть натурально, как будто не приложено ни малейшего усилия. И в то же время – так, чтобы окружающие не сомневались, что вы всегда в форме.

Чулки и туфли должны подходить к вашему наряду по цвету и по стилю. Это сочетание следует продумывать. Цвета туалетов должны подходить к сегодняшнему тону вашего лица, вашей кожи. Шляпы и вуалетки всех моделей и форм много значат для женщины. В Париже тех лет самые элегантные шляпы выходили из рук мастериц домов Деска – Сюзи и Полетт. А вот от украшений, цветов на шляпе или меховой отделки зависит не так уж много…

Никогда не нужно носить чересчур узкое. Наоборот, все свободное и удобное, по мнению Альмы Эдуардовны, да и по-моему, – куда элегантней.

А в целом – элегантность прежде всего зависит от вашего воображения и вкуса.

Мы прожили на авеню Мартен два года. Я вспоминаю их с большим удовольствием. Альма Эдуардовна очень любила, когда я играла и пела на ее вечерах. Это доставляло удовольствие ее гостям. Один из Бурбонов как-то сказал: «Хочу вас съесть вместе с роялем!» – это было смешно и весело.

Альма Эдуардовна и в тогдашнем своем возрасте брала уроки балета и гимнастики у бывшей балерины Императорского балета Мариинского театра Алисы Францевны Вронской, которая одно время была солисткой труппы Анны Павловой.

Госпожа Полякова ее обожала. И предложила мне также брать у Вронской уроки сценического движения в ее студии в районе Пасси. Алиса Францевна поставила мне номер к романсу «Василечки»:

Этот номер имел успех. А много лет спустя Шарль Азнавур, неоднократно приходивший в мой ресторан, написал свою знаменитую песню «Богема», мотив которой подозрительно напоминает мои «Василечки»…

Алиса Францевна Вронская учила меня, как держаться на сцене, как подать жест публике, как правильно спеть самые важные слова в романсе.

У Альмы Эдуардовны бывала и певица Надежда Плевицкая, приезжавшая к ней домой в русском костюме и кокошнике (и, верно, в русском такси). В один из вечеров она спела гостям: «Помню, я еще молодушкой была…» Плевицкая решила передать эту песню мне. Уже на этих вечерах я чувствовала, что в Плевицкой была какая-то тайна, страшная тайна. Только потом мы узнали, что она была агенткой НКВД под кличкой «Фермерша».

Когда я видела Плевицкую в последний раз у Поляковой, ни я, ни кто-либо из гостей не мог предположить, что на следующий день все парижские газеты напишут об ее аресте и об исчезновении ее мужа, генерала Скоблина, сразу после похищения агентурой НКВД последнего председателя РОВСа генерала Миллера, – к чему, увы, Надежда Васильевна и Скоблин были действительно причастны.

Бедного Миллера, как мы помним, не видел больше никто и никогда. Скоблина, кажется, тоже.

Но Плевицкая расплатилась многолетним заключением во французской тюрьме и предсмертным покаянием.